Дело глазника

Оставив мертвых Роману Мирославовичу, отец Глеб занялся своей частью расследования. Живые люди всегда могут рассказать больше, чем безжизненные тела и заскорузлые улики, – в этом священник был уверен. Также он знал наверняка, что нигде, кроме храма Божьего, душа человека не раскрывается так широко и ясно. Стало быть, там и нужно начинать расспросы. Отец Глеб решительно выдохнул облачко пара и направился по обледенелым камням мостовой вверх по склону, туда, где над Волгой, словно сказочный терем, возвышался Энский кафедральный собор.

Косые лучи зимнего солнца освещали звонницу, выстроенную в русском стиле, с кирпичными бегунцами и поребриками. Колокола встретили отца Глеба могучим радостным благовестом, и он, улыбнувшись доброму знаку, направился искать настоятеля собора.

Отец Димитрий смог уделить время петербургскому гостю только после богослужения, зато был весьма любезен и приветлив. Его простоватое крестьянское лицо несло на себе следы всенощной службы, но сам настоятель излучал бодрость и внимание:

– Отец Глеб? Вы ведь кончали Вифанскую семинарию, прежде чем оказаться в столице?

Священник утвердительно кивнул, плотнее запахивая рясу. Чтобы пообщаться без лишнего внимания паствы, им пришлось отойти на берег Волги, где кусачий холодный ветерок гнал поземку с крутого обрыва.

– Вот как… Мы лично незнакомы, но епископ Игнатий, ректор ваш, очень тепло о вас всегда отзывался. Лучший ученик, в первом разряде семинарию окончили, так?

– С Божьей помощью, так, – смиренно подтвердил отец Глеб.

– И что же? Как устроились в столице? – Отец Димитрий, по случаю праздника облаченный торжественно, в васильковый епископский саккос, с золоченой митрой на голове, скосил глаза на скромное одеяние отца Глеба. – Служите?

– Да. В храме Николая Чудотворца. Окормляю пациентов смирительного дома при храме.

– Душевнобольных? Вот как… – Настоятель выглядел немного озадаченным. – Что же, кому еще заниматься этими несчастными, как не церкви? Как в случае с гадаринским бесноватым демоны спрашивают разрешения войти в стадо свиней у Бога, так и во всех прочих случаях – без воли Господа в человека бесам не вселиться. А это значит, что и исцеление от душевной болезни может прийти только через Его волю.

– Многие мои коллеги по лечебнице поспорили бы с этими словами, – не смог сдержать улыбку отец Глеб, вспомнив свой давешний спор с доктором Груздем. – Но все же им приходится меня терпеть. Ведь они не раз видели, что там, где медицина бессильна, духовная работа священника способна принести облегчение, а во многих случаях и исцеление.

– Да уж. Иные способны отрицать чудо, даже когда оно творится у них перед носом… Так и что же привело вас из самой столицы в наши волжские дали?

– К сожалению, меня привела беда. – Отец Глеб тяжело вздохнул, перед его глазами снова встал богатырского размера труп, накрытый простыней. – Наверняка вы знаете про череду ужасных убийств, поразившую город. Я прибыл из Петербурга вместе с группой уголовного сыска, чтобы помочь расследованию.

Отец Димитрий медленно остановился и смерил гостя пристальным взглядом. Бодрое добродушие на его лице сменилось странным выражением, в котором сквозило недоверие:

– Так что же вы, батюшка, выходит, сыскной агент?

– Не совсем так. Поскольку я, как уже сказал, имею большой опыт общения с душевнобольными преступниками, уголовный сыск привлекает меня для помощи следствию в тех ситуациях, когда полиция сталкивается с маниаком или иным психически больным преступником. А тут, без сомнения, именно такой случай. Моя задача вместе с коллегами искать черные души и пытаться их сделать менее черными. И защитить от них мир, конечно.

– Ясно… но… но как я могу вам помочь? Только молитвой. Все прихожане истово молятся об избавлении города от лиходея, но сегодня утром снова… – Настоятель развел руками, и волжский ветер надул широкие рукава его облачения.

– Именно про этот ужасный случай я и хочу вас расспросить. Ведь покойный раб Божий Ермолай Дулин – ваш прихожанин? Вы очень крепко помогли бы, рассказав побольше про этого человека.

– Ермолай, Ермолай… Что тут сказать? Все любили Ермолая Дулина. Добрый был христианин. Всегда исправно ходил на службу и к причастию, на всякий праздник с женой, с детишками, благолепно было всегда смотреть на эту семью. – То ли от сожаления об убиенном, то ли от холодного ветра глаза отца Димитрия вдруг наполнились влагой. – А как на клиросе пел! Батюшки, какой был голос, благость одна! Стоял на всякой службе украшением – высокий, статный, при орденах. Но зачем это вам? Не лучше ли оставить церкви заботу о погибшем и заняться поиском убийцы?

Отец Глеб поджал губы, думая, как лучше начать объяснение своего непростого следственного метода. Наконец он нашел слова и начал неспешно растолковывать: