Дело глазника

– Да, Ерохина, – скривив губы, словно сплюнув, ответил швед. – Это был самый настоящий потомок обезьяны, про которых говорил отец! Из какого-то болотного народа мокши! Да он и похож был на обезьяну, к тому же пил беспробудно! И вот этот полуобезьян стал моим начальником! – Якобсон повысил голос и повернулся к Муромцеву: – Я сделал блестящий проект дороги через болота, подготовил материальное снабжение, а этот Ерохин полностью провалил кадровый вопрос! Он никак не мог найти рабочих на строительство и за это постоянно получал нагоняи от начальства. Конечно, он не хотел признавать свою некомпетентность и во всем винил меня! Я же, в свою очередь, не мог завербовать местных рабочих, так как еще плохо говорил по-русски! Тогда он предложил мне совершенно дикую идею – набрать рабочих из числа местных обезьяньих потомков, карелов и саамов. Тупее, безграмотнее и ленивее людей в целом свете не найти, поверьте! Естественно, ни о какой качественной работе и речи быть не могло! Они только ломали оборудование и воровали! Евлар!

Инженер почти срывался на крик, сминая свою фуражку в бесформенный зеленый комок.

– Густав Иванович, успокойтесь, – сказал Муромцев, вставая из-за стола.

– Успокоиться?! Да я как вспомню этого Ерохина, так придушить его хочу! Как тут успокоиться? Ведь это он привел строительство к катастрофе! Выговоры из Петербурга летели один за другим! Я, разумеется, был уверен, что он свалит все на меня! И однажды убедился в этом, подглядев письмо, которое он пьяным забыл на столе в кабинете! Он во всем винил меня! Но я все же решил как-то исправить ситуацию, чтобы потом с чистой совестью, если дело дойдет до суда, сказать, что приложил все усилия! Я приказал всех рабочих переселить в огороженный барак и ввел для них сухой закон. Если бы вы знали, сколько там было покалеченных из-за пьянки! И я беспощадно увольнял за малейший запах алкоголя! – Якобсон бросил смятую фуражку на стол, уперся на него руками и продолжил: – Вот только ничего это не изменило! Они по-прежнему ходили как пьяные. Я ничего не понимал. И тогда обратился за помощью к тамошнему шаману-войту, он был у них кем-то вроде духовного лидера и казался мне человеком образованным. Он-то мне и сказал, что эти полуобезьяны жуют сушеные мухоморы либо зелье из них варят, а нас дурачили, что это сушеные яблоки или чай.

– Вот как? – удивленно спросил Муромцев, закуривая папиросу. – Что же дальше? Как вы поступили?

– Как я поступил? Очень просто! Я устроил засаду на этих поедателей мухоморов и рано утром подстерег одного в лесу. Это был крепкий саам, как сейчас помню, – он сбежал из барака и набрал полную котомку этих грибов. Я попытался схватить его и строго наказать за нарушение моего приказа, но негодяй стал отбиваться, а потом вдруг выхватил из-за пояса топор! Он хотел меня убить!

– Что произошло дальше?

– Я хоть не из слабаков, но все же не силен в рукопашном бою! Мы схватились и стали бороться, он прижал меня к земле, и я подумал, что теперь мне точно конец! И тут я вдруг неожиданно почувствовал прилив сил, это была словно ярость берсерка, в которую впадали мои героические предки викинги и, что говорить, мой папаша. Эта ярость ослепила меня, будто какой-то ярко-красный туман! Когда я пришел в себя, то был весь в крови, в руках у меня оказался топор, а несчастный саам был разрублен на куски.

Муромцев налил в стакан воды и протянул его Якобсону. Тот, глядя куда-то вдаль, выпил воду залпом. Руки его тряслись. Посмотрев на Романа Мирославовича блестящими от слез глазами, он с жаром сказал:

– Поймите! Я тогда впервые в жизни почувствовал власть! Хельвете! Это было ощущение полного контроля над собой и людьми вокруг! Чувство удовлетворения и спокойствия охватило меня! Я никогда так хорошо себя не чувствовал! Отрубленные руки и ноги саама я выложил на тропинке в болотах наподобие шпал, которые это тупое создание так и не смогло уложить, а изрубленное тело и голову утопил в трясине.

Он поставил стакан на стол, и Муромцев отметил, что рука его больше не дрожала, наоборот, Якобсон казался бодрым и собранным, глаза его горели.

– Через какое-то время, – продолжил инженер, – я понял, что пропавшего саама никто не ищет, ведь Ерохин провалил учет, и в списках личного состава был полный бардак. Мне ужасно хотелось испытать это прекрасное ощущение власти, всемогущества! Я не смог противиться этому желанию, да и не хотел, поэтому вскоре взял уже двух карелов с собой в лес. Сказал, что идем на разведку. Эти тупые животные так ничего и не поняли! Я отошел с ними подальше в лес и зарубил обоих, как у вас говорят – с чувством, с толком, с расстановкой. В моей костяной дороге прибавилось еще восемь новых шпал.

Якобсон стал ходить из угла в угол по полутемному кабинету, было видно, что он давно хотел кому-нибудь рассказать об этом. Чернильница опустела, Муромцев бросил перо на стопу исписанных страниц и устало откинулся на скрипучем стуле.