Дело государственной важности

– В мае, наверное, – бормотал прокурор, уже четверть часа разглядывая ходатайство Генерального прокурора перед судом о применении к себе меры пресечения «заключение под стражу». – Я не пью березовый…

– Напрасно. А я, вы знаете, выезжаю изредка из Москвы, кладу руки на березу и пытаюсь представить, как отдаю ей свою усталость и забираю ее силу. Где сейчас находится Магомед-Хаджи Магомедов?

– Кто это? – удивляется прокурор.

– А здесь березу найти сложно, – говорит Кряжин. – Здесь в основном сосны. А они, насколько мне известно, силу не дарят и усталость не забирают. Наоборот, они забирают здоровье. Сколько у вас в области «красных зон»,[21] старший советник юстиции?

– Бросьте!.. – выдыхает тот, в шортах. – Вы калиф на час, Кряжин. Не пройдет и двух суток, как все станет на свои места. Вы из тех, кто с поднятым забралом бросается на ветряные мельницы. Или в Генпрокуратуре дана модная ныне указуха на «охоту на ведьм»?

– Откуда у вас «Крайслер», старший советник?

– Вы из налоговой службы? Если нет – обратитесь туда! Это гонорар за две книги, с которых исправно уплачены налоги.

– Вы писатель? – Кряжин удивляется так сильно, что даже вынимает руки из карманов, и усаживается за прокурорский стол. – В каком жанре творите? Фэнтези? Детектив в стихах? Сказки для взрослых?

Прокурор не ответил, но перед тем, как отвернуться, бросил невольный взгляд на стеклянный резной шкаф.

Чудовищное любопытство окатывает советника, отрывает его от кресла и направляет к шкафу. Вот они, десятка два книг с одним и тем же названием. Точнее – почти с одним. Наверное, еще не раздаренные друзьям и знакомым авторские экземпляры.

– «На страже Закона». Любопытно… – Советник с хрустом переламывает новенький том пополам и, по привычке воровато оглянувшись (очки, полагал он, атрибут приближающейся пенсии), вынимает из кармана их, узкие, для чтения. – А вторая книга как называется? «На страже Закона – 2»?

Мининский прокурор недовольно сыграл надзирающими за правопорядком очами и с отвращением поджал губы.

– «Право существует и органично вписывается в соответствующую эпохе культурно-цивилизационную специфику. Золотошвейный продукт, безосновательно ориентированный на демократическое общество в условиях тирании и господства авторитаризма, опосредованный через капельдинерское отношение к надзору за его исполнением, присуще общественным формациям, отвергающим ратифицирующие референдумы и другие конвергенные процессы…» – Кряжин снял очки, посмотрел на прокурора, снова очки надел и продолжил чуть медленнее: – «Эпоха сетлментов и «дикой» виры ушла вместе с застойными явлениями западных веяний, наступила пора священной войны с преступностью и наполнения российского бытия реальным нравственным и правовым содержанием». Это вы для кого писали, позвольте вас спросить?..

– Для таких, как вы, деятелей от правового беспредела, – ответил, поднимая влажный от отчаяния взгляд, прокурор. – Людей, способных уничтожить построенное, не создавая ничего нового.

Кряжин взял книгу под мышку и прошел к креслу.

– Это что я, по-вашему, уничтожил? – На этот раз вопрос звучал вполне серьезно, хоть вызова в нем и не чувствовалось. – Органичные связи меж отраслями организованного преступного сообщества? Есть такое дело, каюсь. Кстати, господин писатель, насчет «дикой» виры[22]… Четверо из семерых задержанных на заводе боевиков, не сговариваясь, на допросах говорят о том, как можно было избежать возбуждения уголовного дела. Задержали тебя на разбое или с оружием на улице – сообщи Руслану Хараеву и заплати ему пять тысяч долларов. Он проблему решает, уплачивая «кому-то» в прокуратуре половину.

Кряжин аккуратно положил книгу и развел руки:

– Я бессонницу заработал, вычисляя, кто этот «кто-то». И пока единственной версией, которая крутится у меня в голове, является подозрение, что к такому культурно-цивилизованному обороту валюты, наполненному нравственным и правовым содержанием, причастна уборщица тетя Сима. Это ведь она полчаса назад входила и спрашивала, когда мы «выметемся отсюда», чтобы не мешать ей мыть пол?

За окном шел холодный дождь – идеальное время отпусков для больших руководителей. В кабинете было тепло и сухо.