Дело государственной важности

– Ты уж прости меня, – сказал Тоцкий, уворачиваясь от ножа кавказца и стреляя ему в колено. – Не до героизма мне.

Гортанный вскрик заглушил все движение вокруг. Катаясь по земле и всякий раз накатываясь на лежащее на асфальте лезвие, то и дело встающее торчком, бандит резал на лоскуты свою роскошную кожаную куртку и кричал, держась окровавленными руками за колено, не переставая.

«Сидельников, Сидельников…» – металось в голове майора, когда он мчался к «погребку».

И вдруг грохнул выстрел, и владелец «длинной» многозарядной «беретты» выгнулся коромыслом. Еще один выстрел, и он, сделав два шага назад, рухнул на собственный зад. От таких ударов обычно ломается копчик, но бандита, не выпускающего из руки пистолет, сейчас, по-видимому, тревожил больше не перелом, а пули, засевшие в его грудной клетке.

Превозмогая боль и слабость, он выгнул руку, направляя длинный ствол внутрь «погребка», и…

И Тоцкий, на мгновение замедлив бег, выстрелил от бедра, не целясь. На спине уже пораженного капитаном бандита лопнула куртка, и из нее вылетел сноп красной пыли. Рука его безжизненно пала, и следом за ней рухнул ее хозяин.

Майор находился от «БМВ» в двух десятках метров, когда из него, упирая в небо стволы пистолетов, выскочили двое оставшихся из пятерки, предназначенной для ликвидации Колмацкого.

«А этот парень знает больше, чем думал Кряжин», – мелькнуло у Тоцкого, и он ускорил ход, чтобы сократить радиус возможного поражения случайных лиц.

Между тем улица пустела с каждой секундой. Еще недавно по этому участку спешили десятки прохожих, сейчас же она больше напоминала Москву в месяц проведения в ней Олимпиады. Ни одного случайного лица. Лишь сотрудники милиции, один из которых до сих пор находился в подвальном спуске в ресторанчик, а второй упрямо бежал навстречу собственной смерти.

Добежав до декоративного каменного ограждения, обозначающего спуск в подвал, первый из двоих пассажиров «БМВ» перегнул руку, заведя ствол вниз, и стал стрелять из пистолета, как из автомата – непрерывно нажимая на спусковой крючок. Пули, отражаясь рикошетом от бетонных стен замкнутого помещения, барабанили по его стенам. Второй одарил своим вниманием Тоцкого и, присев на колено, выбросил в сторону муровца обе руки. В них, намертво сжатых, оперативник видел едва различимый на фоне чужой черной куртки дульный срез «ТТ».

Стрельбу он начал скорее для того, чтобы поторопить противника. Тому тоже захочется сделать все быстрее, и это собьет его настрой.

И в тот момент, когда Андрей Тоцкий понял, что он не попал, а в грудь его, сбивая дыхание, ворвался жар, он услышал выстрелы там, где их не должно было быть слышно. Кавказец стал вдруг с колена заваливаться вперед, дрогнул рукой, выпустил «ТТ» и уперся другой рукой в мостовую.

Потом завалился на локоть.

И секунду спустя, сваливая с нижней губы порции густой крови, рухнул на нее лицом.

«Кряжин… – слабея, вспомнил майор. – Зачем он здесь?..»

Ему вдруг сделалось легко и свободно. Он никогда не чувствовал такого блаженства, переходящего в настоящую негу. Изображение расплывалось, глаза советника, всегда внимательные и ясные, вдруг стали принимать расплывчатые очертания, а речь следователя из четкой превращалась в звучание пленки, зажеванной в магнитофоне.

«Ско-о-ру-ю-ю», – говорил Кряжин медленно, словно хотел посмешить собою окружающих. – «Не-ме-дле-е…»

И свет для Тоцкого погас.

Глава восемнадцатая