Дело и Слово. История России с точки зрения теории эволюции

Однако диалог шёл всё же не со «средним» или «малым» человеком, а с политически активной образованной элитой, как оно обычно и бывает, особенно в России. Проводя выверенную и продуманную политику в отношении к знати, Екатерина переложила разговор с большей частью населения на низовые органы власти. Ведь общество разделялось на высшее сословие, государственное сознание которого, преданность престолу были фактором имперской политики, на «подлых людей», всецело подчинённых помещику и даже лишённых права приносить присягу, и так называемых низких, но «по состоянию своему свободных» подданных. Состав последней группы был очень разнообразен и включал, в частности, как горожан, так и консолидирующееся в особое сословие гильдейское купечество.

Большинство законодательных актов того времени было направлено на решение исключительно конкретных задач, касающихся внедрения новых механизмов, регламентации деятельности важных для государства производств, ценового регулирования выпуска продукции и т. п. Были и такие документы, как Наказ Екатерины II Уложенной комиссии, Жалованная грамота городам, Книга «О должностях человека и гражданина», адресованные собственно роду людей, «пользующихся вольностью и не причисляемых ни ко дворянству, ни ко хлебопашцам».

От купца, в пользу которого осуществлялись казённые субсидии, вводился благоприятный таможенный режим, самодержавие ждало материальной отдачи, что совершенно здраво. Торговая структура в состоянии сама позаботиться о своём интересе, но её надо контролировать, чтобы не забывала об интересе всего сообщества. А этот последний реализовался через интерес императрицы, олицетворявшей собою государство. Весь пафос доктрины, обращённой к купцам и горожанам, в этом и заключался: «Каждая степень подданных в государстве должна охотно тому способствовать, что верховная власть повелевает», чтобы купечество, обогащаясь, не забывало «богатить государство» (из Книги «О должностях человека и гражданина»).

Землепашцам же Екатерина адресовала указ «о пребывании крестьянам у своих помещиков в должном повиновении и послушании», «чтоб никто неведением не отговаривался читать в праздничные и Воскресные дни в сёлах, в приходских церквах и по торжкам». («Мучились» ли при этом крестьяне, сказано в предыдущей главе.)

В отличие от современной ситуации, когда верховная власть стремится подчинить своим решениям всё и вся, а народ вымирает, построение «вертикали власти» с вычленением прав (и обязанностей) «горизонтали народа» привело к быстрому росту численности, причём не только за счет приращения новых земель. За десять лет до правления Екатерины II в России насчитывалось не более 19 миллионов человек; в городах проживало от силы 600 тысяч. А за год до её смерти (1795) в России было уже около 37 миллионов жителей!

Интерес императрицы был целиком слит с интересом России, которую она с простодушием самодержавной правительницы воспринимала, как своё именье. Выражения «моя слава и слава моего государства», «польза моего престола», «рвение к моей службе и преданность мне и моей империи» относятся к устоявшейся лексике её переписки и именных указов. Рационально мыслящая и властолюбивая, она, вероятно, наилучшим образом соответствовала перспективам страны, в развитии которой традиционно ведущую роль играло государство.

В «Наказе» Уложенной комиссии Екатерина до тонкостей прописала свой политический идеал государства, защищённого от внешних врагов и «внутри поддерживаемого крепкими подпорами», «при спокойном царствовании законов» и «под образом правления», утверждённым «всего народа желаниями». Но, превратив свой «Наказ» в набор даже не перефразированных цитат из Монтескьё, она позаботилась о том, чтобы главный пафос документа был авторским:

«Государь есть самодержавный; ибо никакая другая, как только соединённая в его особе власть не может действовать сходно с пространством столь великого государства. Пространное государство предполагает самодержавную власть в той особе, которая оным правит… Всякое другое правление не только было бы России вредно, но и в конец разорительно».

Императрица запретила бранные и поносные слова в официальных бумагах, запретила даже слово раб в подписях под челобитными на высочайшее имя. Она уничтожила за ненадобностью Тайную Розыскную Канцелярию и само «ненавистное изражение «слово и дело», поскольку старание власти об исправлении нравов «возымело желаемое действо». По документам, исходящим от престола, можно сделать заключение, что к последней трети XVIII века понятие государственного интереса стало более весомым по своему значению и, преодолев узкий смысл наполнения казны, приблизилось к, казалось бы, недосягаемому символу «пользы Ее Императорского Величества, Обладательницы Всероссийской». Шло усложнение объекта патриотических чувств подданных, призванных служить монархине, а в её лице – «всякому для государства полезному делу», «благополучию и славе всего отечества, обширной Российской Империи».