Дело княжны Саломеи

Лакей мигом убежал в сторону кабинета управляющего. Грушевский, сняв кисею с портрета княжны и на секунду задержавшись перед ним, не смея оторвать взгляд сразу же, обернул материей портрет Паниной и отправился к озеру.

Погода между тем резко переменилась. Словно повинуясь знаку, которым ей послужил фейерверк, начиналась страшная гроза. Резкие порывы ветра гневно гнули деревья, стройные тополя со скрипом склоняли непокорные кроны то в одну, то в другую сторону. Гостей уже давно выдворили из парка и с территории усадьбы. Даже самые любопытные из зевак, весь день праздновавшие скандал, предпочли удалиться в деревню или вовсе уехать на поезде подальше от этого дурного места.

Когда Грушевский с компаньоном подошел к озеру, хлынул проливной дождь. В полной темени казалось, что это не утрешнее прекрасное чистое озеро, а морская бездна разверзлась перед ними. Волны захлестывали мостик, и если бы не перила, вряд ли отважились они пойти по нему к невидимому в бушующей ночи островку. Время от времени раздавались сначала угрожающе накатывающие, а затем оглушительные удары грома. Словно невидимые великаны били в небесные литавры в какой-то трагической постановке. Острые молнии, ослепительные в кромешной тьме, прорезали рыхлые толщи дождевой воды и беззвучно падали в озеро. Только за несколько метров стал виден слабый огонек в оконце избушки.

В комнате наверху никого не оказалось, на одном из колченогих стульев стояла керосиновая лампа, тусклый желтоватый свет с трудом освещал крохотное помещение. В одном из углов едва теплилась лампада перед закопченной иконой с неразличимым ликом Спасителя. Вымокшие до нитки гости переглянулись и стали спускаться дальше в обиталище старца, темную смрадную нору, из которой поднимался шепот молитвы и сдерживаемые причитания.

Домна Карповна с Аленой стояли на коленях перед кроватью и молились. Они не сразу услышали посетителей, с которых ручьями стекала вода.

— Домна Карповна… — Грушевский не решился прервать молитву сразу и переждал несколько минут.

Алена встала и без единого слова оттеснила гостей наверх.

— Кончается, — всхлипнув, сказала она, уставившись в черное окно, за которым летняя гроза ревела и бушевала, как зимний буран. — Ишь, как черти радуются… А он, болезный, все про беса поминал, не дамся ему, говорит, пусть приходит. Не успеет, мол, его одолеть, как с княжной молодой поступил.

— Посмотрите, пожалуйста, вы не ее видели давеча? — Грушевский кивнул Тюрку, чтобы он открыл портрет графини Паниной.

Едва взглянув на картину, Алена перекрестилась и коротко кивнула. Холодок прокатился по спине под промокшим сюртуком Максима Максимовича, будто чья-то ледяная мокрая рука ласково погладила его виски и взъерошила влажный седой ершик на затылке. Это уже совсем чертовщина пошла какая-то, бесы угрожают сумасшедшим старикам, мертвые графини разгуливают по озеру… Как тут не поверить, что молодую княжну заманили к себе русалки! В этот момент из подпола поднялась купчиха.

— Скончался батюшка, — сдавленным мертвым тоном просипела она, и слышать это от такой крупной, полной жизни женщины было очень страшно. — На кого оставил нас, горемычных…

— Оооой-ооо, да на кого же нас покинууул!.. — стала хрипло подвывать Алена.

Тут случилось совершеннейшее чудо, как впоследствии неоднократно заверял Максим Максимович. Вдруг шум за оконцем резко затих. Разом перестали стонать деревья, шумно дышать волны на озере и стучать струи дождя по оконному стеклу. Слышен был только сдержанный шорох ветра, который вмиг разогнал замешкавшиеся облака. Полная луна осветила глубокое небо и с изумлением взглянула на мокрую, почерневшую от обильного дождя землю, словно не узнавая ее и удивляясь катастрофическим переменам за краткий срок своего отсутствия. Летняя гроза закончилась так же внезапно, как и началась. Не поверив своим собственным ушам, Грушевский открыл дверь и выглянул наружу.

Не переставая удивляться, Максим Максимович переглянулся с Тюрком. Тот не придал странному поведению небесных стихий ровно никакого значения. При помощи своей карманной лупы он внимательно рассматривал надпись на портрете графини.

— Вот тебе и ушица из семи окуньков, — тяжко вздохнула купчиха, горестно покачивая головой в такт прекратившимся причитаниям. — Хорошо, что послушала его. Приготовила все для погребения… То-то архимандрит обрадуется, кончились его мучения и смута среди паствы, снова ему покой и благоденствие. Алена, свечей поставь к нему, все, что есть, зажигай. Утром пришлю обмывать покойника и попа — отходную петь. Ну, господа, пойдемте и мы. Что княжна, отыскалась?

— Нет, Домна Карповна. — Грушевский откашлялся. — Думаю, пора полицию вызвать, боюсь, добром все это теперь не кончится.

— Знамо дело, — сурово кивнула купчиха, повязывая на голову с толстой косой цветастый платок, лежавший на плечах.

Яркая луна отражалась в черном зеркале спокойного озера. Со всех сторон от берега отплывали лодки с фонарями на носу и корме. Мужики огромными шестами ощупывали дно, перекрикиваясь с соседними рыбаками. Где-то там их ждал страшный улов.