Дело княжны Саломеи

— Судя по размеру синяков и расстоянию между следами от пальцев душителя, человек высокий, сильный… — начал Грушевский.

— Зимородов, — вставил Тюрк.

— И фамилию по синякам? Ну, ты, брат, виртуоз!

— Да нет, это версия, Зимородов и сам признался, что не сдержал, так сказать, «порыва чувств», но цели убить не преследовал.

— Судя по тому, что нет сильных внутренних повреждений (я нашел только разрыв нескольких мелких капилляров, а хрящи там хрупкие), это похоже на правду. — Василий Михайлович закурил следующую папиросу. Дым густой пеленой повис в тесном кабинете. — Но самое интересное — это…

— Царапина на лбу, — встрял Тюрк. Профессор переглянулся с другом. Грушевский пожал плечами. Тюрк никогда не давал и ему самому блеснуть чем-нибудь. Сколько анекдотов он загубил своими неуместными замечаниями под конец! Сколько триумфов, дорогих хорошему рассказчику, зарезал!

— Понятия не имею, кто и как нанес эти царапины княжне и горничной, но они идентичны…

— Они совершенно разные. И нанесли их разные руки, — скучно и монотонно начал пояснять Тюрк.

— Мы считаем, здесь действовали убийца и подражатель… — едва успел вставить Грушевский.

— Мы считаем, что эти царапины жертвы нанесли себе сами, — упрямо боднул головой Тюрк. Грушевский открыл от удивления рот. Так вот какое открытие утаивал до сих пор его компаньон!

— Сами?!

— То есть как это? — удивился и Копейкин. — Вы знаете, что через эти-то царапины яд и попал в их организм?

— Значит, через них? — живо обернулся к другу Максим Максимович.

— Ну да! Причем, что любопытно… Но как же сами, постойте-ка! Кто их мог заставить это сделать? Да точно ли сами?

— Сами, — сухо кивнул Иван Карлович. — Знаки V имеют сходство с почерком каждой из жертв, я сравнил буквы в текстах, написанных ими, и эти царапины. Наблюдается тождество в наклоне, силе нажима, характере, это их рука.

Профессор и Грушевский помолчали, пытаясь уложить в голове столь странную идею. Тюрк благородно предоставил им для этого достаточно времени, скромно разглядывая свой маникюр.

— Невероятно, — развел руками профессор. — Убей меня, не пойму, зачем им нацарапывать себе на лбу ядовитым стилом какую-то букву, что она означает, кстати?

— Ничего, — Тюрк подал плечами. — Это не буква. Это след от флердоранжа, венчального убора. Яд нанесли на что-то вроде острой проволоки, на которую, видимо, насаживали цветы. Когда девушка надевала венок и поправляла его на лбу, появились царапины, и яд через них попал в ранку.

— И вы молчали? — восхищенный примером работы дедуктивного метода, вопросил Копейкин друга. — Да вы же Наты Пинкертоны какие-то!

Грушевский, к стыду своему, только сейчас понял, как было совершено убийство. Он даже не смог как следует обидеться на Тюрка за то, что тот не поделился с ним своими соображениями, настолько любопытно было то, что открылось сейчас Максиму Максимовичу. Действительно, все сложилось как в забаве-головоломке. Княжна кем-то ранена, возможно, Зиновием, раздраженным тем, что она предпочла выйти замуж за миллионера Зимородова, вместо того чтобы, против воли родителей, уехать с ним в какую-то непонятную Америку. Этот Зиновий, судя по рассказам Ольги Николаевны и Коли, действительно подозрительный тип, вполне способный на такие поступки. К тому же он попал под внимание полиции, зачем-то ведь его арестовали! Он может быть связан с террористами, возможно, и с таинственными «Карателями», у которых на каждой пуле странное клеймо.

Еле вырвавшись из лап кровожадного фанатика, бедная княжна возвращается в усадьбу Зимородова ночью перед свадьбой. Зимородов, известный своим бешеным нравом и привычкой душить слабых женщин, застает ее вернувшейся только что, да еще и раненой, в своей комнате. Возможно, вернулась от любовника, предположил жених — он ведь, в отличие от Копейкина и Грушевского, вскрывавших тело бедной княжны, не мог знать абсолютно точно, что она как была девственна, так невинной и умерла. И это накануне перед венчанием! Конечно, он выходит из себя. К тому же, вероятно, Зимородов был крайне раздосадован тем, что его любовь к Ольге Николаевне совершенно очевидно остается безответной. А стало быть, рушится его мечта восстать против Господа, обретя спасение благодаря «истинной любви» прекрасного ангела в лице княжны или, на худой конец, ее кузины. Он бросается на беззащитную княжну и душит ее, душит… Грушевский всю эту логическую цепочку поэпизодно и в лицах изображал перед профессором, который сидел, словно в «Паризиане» на киносеансе, и от волнения курил папиросы одну за другой, переживая за героев разворачивавшейся стараниями друга драмы. Даром, что тапера в больнице нет!

С трудом избавившись от полоумного чаеторговца, княжна, наконец, остается в своей комнате одна. Уже приготовлено свадебное платье, роскошный флердоранж манит своим ароматом… и, как и всякая другая женщина, княжна не смогла устоять, чтобы не примерить чудесный убор, в котором должно было свершится таинство завтра утром. Она надевает его, поправляет венок перед зеркалом…