— Если вы его подозреваете, скажите мне, господа, немедленно, — встала вдруг княгиня со своего трона. — Мне, как матери, невыносимо думать, что именно тот, кого мы подозревали с самого начала, действительно оказался причастен к величайшей трагедии, которая только может произойти в жизни родителей. Если бы я тогда позволила себе чуть больше, чем просто наведение справок, если бы мы тогда воспользовались своими связями и расположением людей, облеченных властью… Да я бы его собственными руками задушила еще до того, как он смог причинить вред моей дочери!
— Умоляю, возьмите себя в руки. — Максим Максимович испугался горячего порыва горюющей матери. — Мы ничего точно не знаем и даже не подозреваем… Но будьте справедливы. Вы ведь и сами в свое время проявили к нему настороженный интерес, было бы по меньшей мере странно, если бы мы не задали вам эти вопросы!
— Я обратилась в сыскную контору потому, что заметила некоторое чувство со стороны дочери. Даже не это, — поправила себя немного успокоившаяся княгиня. — В общем, я не хотела идти против желаний Саломеи, но было бы куда благоразумней с ее стороны увлечься более достойным, я уж не говорю состоятельным, человеком. Только это я и хотела выяснить. И, разумеется, открыла бы глаза дочери, выйди ее интерес к этому молодому человеку за рамки приличий.
— Значит, рамки эти остались целы… простите, — Грушевский снова запнулся. — Может, вам совершенно случайно известно, где Зиновий сейчас?
— Он уехал в Америку. На пароходе, на этом этапе частный сыщик его оставил. Это было в тот день, когда… когда… — Княгиня замолчала, огромным усилием воли беря себя в руки. — Когда исчезла моя дочь. На этом я тогда посчитала вопрос исчерпанным.
— Простите, но вы абсолютно в этом уверены? — Грушевский все-таки не мог расстаться с версией о причастности революционера-террориста к пулевому ранению княжны. Не могла же в нее стрелять Марья Родионовна!
— Гонорар был выплачен достаточный, розыскная контора — солидная, с хорошими рекомендациями.
— Угу, — Грушевский задумчиво теребил седой ус. — Господин Зимородов, как он оказался среди ваших знакомых, разве вы не принадлежите к разным кругам?
— Моя подруга по институту благородных девиц, госпожа Веденеева, представила нам своего дальнего родственника. Он тогда еще не овдовел. О том, что он сделал предложение Саломее, я узнала от нее самой. Дочь отнеслась к этому легко. Она не думала, что госпожа Зимородова так скоропостижно скончается в Италии, где та лечилась. Помню, дочь говорила: «Пусть живет, бедняжка». А Зимородова тогда жалели все. Страдалец. У Саломеи было доброе сердце… Когда он заявил, что жена его умерла, а он сам не может жить без моей дочери, мы с мужем решили…
— Мы привезли дочь в Санкт-Петербург отшлифовать ее образование. Разумеется, мы не могли отправить ее сюда одну, приехали вместе. Не ожидали, что все случится так быстро… — добавил князь.
Сравнение двух претендентов на руку Саломеи показалось столь двусмысленным Максиму Максимовичу, которому теперь доподлинно была известна сущность «приличного» миллионера, что он невольно поерзал в кресле. Бедную княжну бросило из огня да в полымя, причем стараниями ее собственными и ее любящих родителей. Но кое-что другое тревожило его сейчас гораздо больше. Бесстрастный голос княгини не обманул Грушевского. Он слушал ее подробный рассказ и силился отделаться от ощущения, что вот-вот грянет буря. Он даже с опаской поглядывал на ее мужа, неужели тот не чувствует? От Ивана Карловича, разумеется, такой чувствительности ожидать не приходилось.
— Перед свадьбой княжна нанесла визит некоему чиновнику, господину Керну, — брякнул Тюрк своим ломаным, как у ворона, голосом. Ну вот, грянуло, подумалось Грушевскому.
— Что?! — вскочил князь и повел рукой, будто отыскивая темляк на сабле. Ей-богу, будь при нем оружие, он бы зарубил Тюрка, подумал Грушевский, вжавшись в свое кресло. Тюрк оставался таким же спокойным и флегматичным. Он даже головы не повернул к разъяренному мужчине, не спуская глаз с княгини. Княгиня, как раз напротив, в отличие от мужа, словно впала в кататонический ступор и не мигая смотрела в прекрасные синие глаза Тюрка, напрочь лишенные выражения.
— Она была у господина Керна?
— В его канцелярии, — подтвердил Тюрк.
— Я не думала, что Саломея знает о нем, — еще тише проговорила княгиня. Она побледнела так, что Грушевский непроизвольно подался вперед, чтобы поймать бесчувственное тело, если она упадет в обморок.
— И все же она обратилась к нему, — подтвердил Тюрк. — Для того чтобы хлопотать за Зиновия.
— Да, сыщик докладывал про арест. Но так как его отпустили довольно быстро и без последствий, я решила, что просто слишком радивый городовой не поверил в предъявленный паспорт. Значит, она была у него…
— Ей это удалось. Всем это удается, кроме нас, — проворчал Грушевский. — Кто же этот недосягаемый небожитель?
— Я могу помочь вам, господа, — она решительно повернулась к мужу и приказала: — Перо, друг мой, подай мне перо и бумагу. По первому браку моя фамилия Керн, Борис Георгиевич был моим мужем.