— Приезжаем мы к дому возле Австрийской площади, поднимаемся на площадку, там две двери, вроде двух квартир, но вскоре выяснилось, что паренек этот «сделал» обе квартиры. То есть весь этаж — его. Заходим, а там две женщины разгуливают и рассуждают, где и что тут будет. И знаешь, так все звучит безвкусно и безапелляционно, что меня это разозлило. Ну, говорю я пареньку, давайте пройдемся, все осмотрим. Женщина постарше говорит: дескать, что тут смотреть, мы все решили уже. Спрашиваю паренька, в силе ли его просьба, он кивает, но как-то осторожно, на женщину эту косится. Идем, она за нами и командным тоном сообщает: тут будет спальня, тут — столовая, тут — еще что-то, в общем, она все уже решила! Ну, думаю, начнем! И спрашиваю, где будет гостиная? Она мне так, знаешь ли, через нижнюю губу отвечает, дескать, уже ведь сказано было! Уточняю: вы говорили о столовой. Ну, соглашается она. А почему вы думаете, спрашиваю я, что все гости к хозяину квартиры пойдут только для того, чтобы поесть? В столовой поедят, а где же общаться, вести разговоры. А почему, спрашивает она, нельзя за столом посидеть, песню спеть или, наоборот, потанцевать? Вижу, у паренька лицо аж перекосило, и говорю, что в Санкт-Петербурге, том Санкт-Петербурге, было много и других развлечений, кроме еды, и сейчас, если в этом Санкт-Петербурге ожидают в гости разных людей, то и развлекать их надо по-разному. Вижу, ей все это не нравится, и она пареньку говорит: зачем ты его позвал, если мы уже все обсудили? И показывает на вторую женщину… да, собственно, не такая уж и женщина, скорее девушка. А я говорю пареньку, будто ее не слыша, что сейчас возрождаются общества людей, любящих, например, карточные игры. Она меня перебивает этак с ухмылкой, мол, в «дурачка», что ли? А паренек вдруг говорит той, которая молоденькая: бери-ка ты свою маменьку, идите погуляйте, накорми ее мороженым, а то, говорит, вы нам мешаете! А мне потом говорит: спасибо, без вашей помощи я бы с ней не сладил, лезет во все дыры!
Локетко улыбнулся:
— И стал он ко мне обращаться на «вы» и по всем поводам советоваться. И тут, на подъеме, приди-ка мне в голову мысль, и говорю я ему, дескать, для солидности нужен вам кабинет!
Локетко усмехнулся:
— Не поверишь, а у него аж губы затряслись. Помолчал он и говорит, мол, мечтал о кабинете, а сказать стеснялся. А я добавляю и говорю: не желаете ли кабинет моего батюшки осмотреть для примера? Приходим к нам, он в кабинет входил, будто в пожар полыхающий — осторожно, мелким шагом, головой по сторонам вертит и на все разрешения спрашивает, можно ли потрогать, можно ли открыть?
Локетко повел головой:
— Кстати, много позже узнал я, что этому пареньку убить человека было так же легко, как, например, высморкаться, а вот поди ж ты… Особенно его книжки потрясли, и он меня спрашивает, мол, не продадите ли библиотеку, а цену называет такую, что у меня сердце замерло! Но будто кто в бок толкнул, отвечаю — нет! И поясняю: мол, память поколений, ну, и всякое такое. Он задумался, а я и говорю: вы мне скажите, какие книги желаете иметь в своем кабинете, а я их для вас поищу.
Локетко снова улыбнулся:
— А он мне — сами решайте, полностью доверяю! Найти оказалось не проблемой, да и в те времена книги особенной ценности не представляли, если не детективы о стрельбе налево-направо или не слезы по «российской империи». И стал я потихоньку получать заказы на создание таких же библиотек! И вот приходит как-то раз ко мне такой вот заказчик, которому я уже собирал библиотеку, и просит найти для его кабинета книги по истории Сибири. Я, конечно, звоню Денису, прошу помочь, а он меня в гости приглашает, мол, и сам отдохнешь, и новых впечатлений наберешься. Вот и стал я этаким, знаешь ли, специалистом по Сибири.
Локетко снова закурил.
— И вот в начале этого года появился этот Кирилл, позвонил, попросил о встрече, рассказал историю такую, я бы сказал, разорванную на эпизоды.
Дядя Толя посмотрел на Рябова:
— Ты вправе спросить, почему я его сразу не отправил восвояси. Может, и надо было, но… была одна тонкость в его болтовне: в его рассказе несколько раз упоминался какой-то знак, который он часто встречал на страницах каких-то тетрадок.
Он снова замолчал, и видно было, что и сейчас пытается взвесить за и против, пытаясь понять, есть ли его вина в том, что произошло.