Читаем Дело, которому ты служишь полностью

Он пожал руку Володе и ушел к своей тележке — сутуловатый, в старом плаще, в картузике с пуговкой.

Но потом вдруг вернулся, помолчал, поглядел на Устименко петушиным взглядом и спросил:

— Послушайте, Владимир Афанасьевич, может случиться, что отбуду я отсюда в чрезвычайно дальние места. Случится оно не нынче и не завтра. Поедете?

— А как же Черный Яр?

— Он на месте останется, — со смешком ответил Богословский. — Но тут, скажу вам по совести, дальше шагать некуда. А я люблю бодаться, стену прошибать, крушить, все чтобы с самого начала начиналось. Так поедете?

— Поеду! — решительно и твердо, благодарно и радостно сказал Володя. — И вообще простите меня и спасибо вам.

— Только пока — все секрет! — произнес Богословский. — А дело интересное, ох интересное! Натерпимся лиха, господи, твоя воля!

Теперь он ушел совсем. И было приятно смотреть, как ловко, молодо и бодро он подобрал вожжи, тронул серого кнутом и, не оглядываясь, поглощенный, как всегда, своими мыслями, укатил в больницу.

«До свидания, дорогой человек! — подумал Володя, грустно глядя вслед давно скрывшейся из виду тележке. — До свидания, хороший человек! Спасибо вам всем за все! И за последние слова тоже. Наверное, я не совсем ерунда, если он меня позвал на какое-то трудное дело. А это очень важно для себя — знать от других, что ты не чепуховый человечишка!»












ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


МОЙ ПАПА ЖИВ!

Всего полтора месяца миновало, а он так изменился, что Варя не сразу крикнула: «Ой, Володя!», когда Устименко уже стоял перед ней — высокий, раздавшийся в плечах, поросший темной щетиной мужчина в мятом парусиновом плаще, в жестких сапогах, простоволосый.

— Ой, Володя! — сказала Варвара счастливо и удивленно.

Дождь все еще моросил, осень началась ранняя, мозглая. Лицо у Вари было, в росинках, мохнатые ресницы Володи, плащ, простоволосая голова — все было мокро. И боже, какой он стал огромный — этот Володька.

— Книги намокли, черт! — сказал Володя.

— Здравствуй же! — произнесла Варя, отпихивая в сторону связку книг. Эта связка мешала ей взять Володю за плечи, притянуть к себе и поцеловать. Но она всегда все делала по-своему и поцеловала Володю. — От тебя больницей пахнет! — сказала Варя. — Судя по твоим письмам, ты теперь совсем доктор, да? Не улыбайся так покровительственно, отвечай.

— Что же отвечать? — спросил Володя. — Я нормальный полузнайка, вот и все. Во всяком случае, лечиться у меня не советую.

— А Евгений вернулся очень важный.

Они поднимались по пологим сходням речной пристани. Дождь все моросил, мутные ручейки текли вдоль дороги. Варя говорила без передышки, Володя взглянул на нее и удивился, раньше она не была такой болтливой. Может быть, что-нибудь случилось.

— Писем оттуда давно не было? — спросил Володя.

— Оттуда? Нет! — сказала она. — Совсем не было, давно не было. Вчерашнюю газету ты читал? Как они форсировали Эбро — это замечательная бригада. Батарея имени Тельмана…

— Что ты так стрекочешь? — спросил Володя.

Она шла отвернувшись от него. Он крепко взял ее за плечо и повернул к себе. Конечно, она ревела.

— Его ранили? — спросил Володя.

— Нет, — твердо сказала Варя. — Твоего папу не ранили, а мой жив.

Он не обратил внимания на эту странную фразу.

— Значит, и реветь нечего! — сказал Володя. — Распустилась ты без меня, вот что…

— Да, — подтвердила Варя. — Нервы развинтились.

— Какие у тебя нервы, девчонка! Даже слушать смешно…

Они пошли пока к Степановым, тетка Аглая должна была только завтра приехать из Тишинского района. Евгений кейфовал на диване, он тоже вернулся с практики. Но настроение у него было подавленное.

— Горю синим огнем! — сказал он, когда Варя вышла. — И посоветоваться не с кем. Просто идиотская история. Понимаешь, она мне, конечно, нравится и как товарищ, и как женщина, но брак дело такое — трэба помозговать. А тут папаша — декан, трепанет языком, и пропал я, мальчишечка…

Володя слушал хмуро.

— В таких делах я не советчик, — сказал он после паузы. — А вообще-то ты, конечно, пакостник.

— А ты святой! Вот погоди, наставит тебе рога моя сестрица с твоей святостью, тогда попрыгаешь. Физиология есть физиология.

Володя хотел было рассердиться, но не смог. «Это как с блондинами и брюнетами, — подумал он. — Не виноват же человек, что он брюнет. Так и Женька — с ним ничего нельзя поделать, с этим оголтелым, тупым эгоизмом, с этой пошлостью, с жизненными истинами, в которые он раз навсегда поверил».

На круглом столике так, чтобы все приходящим было видно, лежали отзывы деятельности т. Степанова Е. Р. как лектора. Володя перелистывал справки разной величины — все с печатями, некоторые на листках, вырванных из ученических тетрадок, другие на каких-то исписанных с обратной стороны бланках, третьи из блокнота. Женины лекции очень хвалили — он читал и о профилактике рака, и о личной гигиене, и об анаэробной инфекции, и о борьбе с рожистым воспалением, и о закаливании детей.

«Оптимистические перспективы, даваемые т. лектором…» — прочитал Володя в одном из отзывов.

— В общем, каждый день по лекции? — спросил Володя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза