Дело крестьянской жены Катерины Ивановой (История о том, как одна баба дело государево решила)

Все показания добыты были под плетьми. А как иначе? Кто без плетей в злодеяниях сознается? Да и плетей-то мало, дыба по все дни злоумышленников ждёт. Но показания с пыток правдивы и верить им можно, потому как не просто задача Тайной Экспедиции получить то, что желаемым видится, но для того пытка ежечасно совершается над всеми, чтобы точно то, что именно было, а не представляется, узнать. К пытке обращались в застенке не единожды, а обычаем по три раза. Может, каковые и через месяц. С первого раза показания записывали, а если во вторую пытку виновный показывать про себя иное начинал, то ему вменяли еще три пытки новые, пока не утвердится в рассказе содеянном и не повторит то же, почти слово в слово. И так до тех пор, пока трижды одинаково во всем не сознается. А потому и верить можно, что точно, не солгав, не присочинив чего, объявил. Возьмётся выдумки чинить волшебник, так под плетьми на дыбе при боли такой умом отвлечен будет, и солгать повторно не сможет. Однако, по пытливому своему уму и большому опыту, понимал Александр Николаевич, что одних показаний из застенок мало к делу, надобное еще и еще. Но протокол дознания менять не полагалось, для его исправления нужен был случай. И этим случаем могло стать дело Петра Васильевича Салтыкова, но чтоб до него добраться, нужно было хорошенько свое решение обложить и проверить.

При допросах иному, бывало, и довериться хочется, такие глаза жалостливые, только верить никому нельзя. Это еще до Тайной Экспедиции Александр Николаевич на мелких воришках узнал, попал к начальству на доклад за доброту к сироткам. На всю жизнь запомнил.

Только факты. А факты в деле Катерины Ивановой, говорили против неё самой. И никаких несостыковок не наблюдалось. Впрочем, и в деле Ярова было именно так же. Ещё один урок усвоил Александр Николаевич за годы службы: если в деле всё гладко, комар носу не подточит, значит, дело это ненастоящее, надуманное. Подозревать своих по такому мелкому расследованию Александр Николаевич не взялся бы ни за что. Значит, искать нужно было в самих показаниях.

Их было несколько, условно поделенных на группы: сама Катерина Ивановна, три бабы, о которых она говорила, что помогала им сыскать родню при помощи демонов, и родня мужнина (свекр, его брат, сноха свекра и племянница дядьки).

Александр Николаевич перечитал показания родственников. Чутьём своим знал: очень часто все беды от родни. Умер муж — чини допрос жене. Умерли родители — ищи нерадивых детей.

Началось так. Две крестьянские девки в двух домах заблажили. Верещали с самого утра одна — свиньёй, другая — коровой. Обе кликуши показали после действий, над ними произведенных, что испортила их Катерина Иванова, живущая в том доме, что и одна порченая, кликуша Анна, сноха свёкра Катерины Ивановой, Андрея. Анна показывала следующее: «… при оной Катерине и по выходе ея из дому их без всякой притчины немало смеялась, а чему — не знает и сама, и после же того спустя недели з две ж почувствовала она, Анна, в себе болезнь: находила на нее тоска и стало болеть сердце, а от чего ей оная приключилась, того приметить не могла; и была в той болезни того ж 764 году по праздник великомученика Димитрия Селунскаого, в самой ли день того праздника Димитрия Селунского или после ево, не упомнит, в бытность ее, Анны, в… доме… вдруг на нее, Анну, нашла при означенной болезни тоска более прежняго, в коей она стала кидатся по лавкам и по полу, и пришла в беспамятство, и что в том беспамятстве говорила, того не вспомнит, толко как стала приходить в память и посвободнее ей стало от тоски той, означенные свекр и свекровь ее, и крестьянин … сказывали, что она во время означенного тоскования кликала и говорила, что ее испортила означенная женка Катерина Иванова».

Припадок случился одновременно у обеих, в разных домах, с раннего утра. Обе, как показали соседи, кликали, валяясь по полу. К племяннице брата свекра, Петра, позвали попа Лукича, тот отчитывал знатно, хоть и плату брал, да к дочери Параскеве свёкор слаб был сердцем. А со снохой сами справились по старому обычаю: хомут пахотный с потной лошади надели. Как то давно всем известно, баба в хомуте завсегда назовёт, кто её спортил. Так и в этот раз, пока сноха в хомуте лежала, бабы из-за приоткрытой двери спрашивали: «Кто твой отец?» Долго уговаривать не пришлось. В беспамятстве кликуша, сноха Анна, выдала беса, забравшегося в неё, крича: «Катерин Иванов! Катерин Иванов!»

Тако же и в соседней избе под отчиткою в жару и метаниях Параскева показала, что спортила её та же Катерина Иванова.

И тому свидетели — большая часть деревни, около 20 человек, не считая баб и детей.

Обычный случай. Кликушество по России то же, что и тараканы. Повсеместно и бесконечно. Кликать начинают, где по одной, где целыми деревнями воют, каждая на свой манер. А то, бывало, бабью болезнь и мужики перенимали. Явление тёмное, науке незнакомое, как и сам народ. И анекдоты о кликушах ходят, однако ж, их и боятся, и жалеют, и верят им, и в предсказания их.