Дело кричащей женщины

– И его ответы составляли только «да» и «нет», – констатировал Мейсон. – Полагаю, возможен вариант, что он только лишь понимал как факт то, что ему задают вопросы; и, стараясь на них ответить, он мог воспользоваться лишь двумя словами, которые был в состоянии произнести, то есть шанс ответить правильно составлял пятьдесят процентов.

– Не думаю.

– Я спрашиваю вас о конкретных фактах, – уточнил Мейсон.

– Если мне позволит суд, – сказал Баллантайн, – я вношу протест. Весь допрос свидетеля строится на доводах. Сама суть вопроса основывается на доводах. Свидетель не является экспертом в области медицины, и у него нет оснований считать себя таковым и стараться ответить на вопрос.

– Свидетеля попросили охарактеризовать в общих словах состояние потерпевшего, – произнес судья Камерон. – Я считаю, что вопрос правомерен. Свидетель может дать ответ не как эксперт, а как неспециалист в данном вопросе.

– Я считаю, что, когда он отвечал, он отвечал непосредственно на тот самый вопрос, который ему и задали, – ответил свидетель. – Я сделал подобный вывод из сути его ответа. Я считаю, у нас были затруднения, чтобы заставить его услышать наши вопросы, но, уж когда он понял, чего от него хотят, он находился в состоянии на них ответить, и он действительно ответил на них.

– Итак, вы сказали, что в итоге он назвал вам имя Джона Кирби? – спросил Мейсон.

– Да, сэр.

– И что это единственная фамилия, которую он вам назвал?

– Да, сэр, совершенно точно.

– Другими словами, вы несколько раз спросили его, кто это сделал?

– Мы несколько раз спросили его, а не знает ли он, кто это сделал.

– Что дальше?

– Несколько раз вопрос оставался без ответа. В конце концов в ответ на седьмой или восьмой подобный вопрос он ответил: «Да».

– А затем вы спросили, кто это сделал.

– Да.

– И он ответил?

– Да.

– На этот вопрос?

– Да.

– С первого же раза?

– Нет, не с первого. Повторилась примерно такая же история, как и с первым вопросом.

– Сколько раз вы повторяли свой вопрос?

– Скорее всего, раз семь или восемь.

– А не могло оказаться, что больше восьми?

– Вполне вероятно.

– И вы могли его спрашивать раз двенадцать?

– Я не считал, сколько раз задавал ему этот вопрос. Я просто старался сделать так, чтобы он понял вопрос.

– Вы спрашивали и спрашивали его, кто это сделал?

– Да.

– И после каждого вопроса какое-то время ждали ответа?

– Да.

– А в ответ он только молчал?

– Да, все так и было.

– А потом в конце концов, где-то на десятый раз, а возможно, на тринадцатый или четырнадцатый, после того как вы задали свой вопрос, вы получили на него ответ?

– Не думаю, что на четырнадцатый раз. Не думаю, что мы задавали вопрос четырнадцать раз. Я считаю, что мы в лучшем случае повторили вопрос раз семь или восемь.

– И он в конце концов сделал заявление, которое вы сочли за ответ?

– Он совершенно отчетливо произнес имя «Джон Кирби».

– Возможно, он произнес это невнятно?

– Ну… не до такой степени, что невозможно было разобрать имя. Я бы сказал, что, когда он говорил, он произнес имя вполне отчетливо. Он говорил чуть невнятно, но отнюдь не бормотал.

– К этому моменту вы уже знали, кто является подозреваемым?

– Нет, сэр. Тогда мы еще не приступили к его поискам. Мы занялись им только после того, как тщательно проверили все варианты номера его машины, сопоставив все буквы и цифры. Нам нужно было проверить какое-то количество машин, но, как только нам стало известно имя, мы тут же нашли и машину, которая соответствовала описаниям и принадлежала Кирби, так что мы сразу же начали проверять подозреваемого.

– И вы проверили машину на предмет отпечатков пальцев?

– Точно так.

– И обнаружили отпечатки пальцев, идентичные тем, которые обнаружили в номере мотеля и доме доктора Бэбба?

– Да, сэр.

– У меня все, – сообщил Мейсон.

– Я хочу пригласить моего следующего свидетеля, Мильтона Рексфорда, – объявил Баллантайн.

Рексфорд – высокий, сутулый, на вид слегка туповатый тип лет сорока – вышел, поднял правую руку, принес присягу, а затем какое-то время стоя оглядывал бледно-серыми глазами зал суда. Он несколько долгих секунд удобно усаживался в кресло, назвал свое полное имя – Мильтон Хэйзен Рексфорд и подтвердил, что живет на Малакка-авеню.

Баллантайн ознакомил его с картой в масштабе, и свидетель указал перекресток и свой дом, в котором живет.

Малакка-авеню была изображена на плане как улица, отходившая от Санлэнд-драйв примерно в двух кварталах с противоположной стороны от Рубарт-террас.

– Я хочу, чтобы вы постарались сосредоточиться на вечере пятого числа нынешнего месяца, – обратился к свидетелю Баллантайн. – Это вечер понедельника. Вы помните этот вечер?

– Да.

– Вы можете припомнить, что было примерно в восемь тридцать?

– Я собирался ложиться.

– Вы находились в своей спальне?

– Да.

– Окна спальни выходят на Малакка-авеню?

– Да.

– Свет в вашей спальне был включен?

– Нет, сэр.

– Почему нет?

– Потому что моя жена уже лежала в постели. Она опустила шторы и раскрыла окно, чтобы шел свежий воздух. Я не стал зажигать свет, чтобы не светил ей в глаза, поэтому раздевался около открытого окна, а свет оставался невключенным.