— А где же еще? Очень сомневаюсь, чтобы в данных условиях Уилма пожелала предоставить ему местом на своем фамильном участке, где бы он ни находился. Его место рядом с Локвудами. Так что попроси Артура известить Шисслера.
— Похороны будут торжественные? Народу будет много?
— Конечно, нет. Когда нью-йоркские власти дадут разрешение, я велю перевезти Пена в Шведскую Гавань и отправить прямо на кладбище. На погребении будут только близкие.
— А к Уилме ты поедешь?
— Как только накину на себя что-нибудь. А ты лучше выпей брому и немного поспи.
— Хорошо, милый. Наверно, я так и сделаю. Доброй ночи. Я очень тебе сочувствую. Знаю, как ты любил Пена.
— Доброй ночи, Джеральдина. — Джордж повесил трубку. — Да, любил, — пробормотал он. — Очень любил. Только до сих пор, по-моему, не отдавал себе в этом отчета.
Когда такси проезжало мимо станции метро на Пятьдесят первой улице, Джордж велел шоферу остановиться. Не выходя из машины, он прочитал вверх ногами на первой полосе «Дейли ньюс»: «ДВОЕ УМЕРЛИ В ЛЮБОВНОМ ГНЕЗДЫШКЕ». Джордж купил «Таймс», «Уорлд», «Америкэн», «Ньюс» и «Миррор». Лишь «Ньюс» и «Миррор» поместили репортаж об этом событии. Тексты репортажей были фактически одинаковы.
— Читаешь эти чертовы газеты и думаешь: у них там в любовных гнездышках больше стреляют, чем целуются, — сказал шофер. — Ну за каким дьяволом ему понадобилось стрелять в бабу? На мой взгляд, если ты ее застукал, дай ей на счастье по морде — и дело с концом. Какой смысл рисковать — потом ведь не расхлебаешь. Баба есть баба. Их только в этом городе два миллиона. Может, со мной не всякий согласится, но я так считаю. Я до них охоч, и у меня их много. По этой самой причине жена и не живет со мной. Завела, наверно, другого. И что же? Из-за этого я должен в нее стрелять? Нет, не доставлю я ей такого удовольствия. Или вот этот несчастный подонок Грэй — Джадд Грэй. Ну, подговорила она его шарахнуть Снайпера железякой по голове, а дальше? Ненавидят теперь друг друга и вместе будут расплачиваться. Возишь по ночному Нью-Йорку разных потаскух — чего только не увидишь. Эх, бабы! Скажу вам вот что, мистер: цена им сорок пять центов.
— Очень поучительно, — сказал Джордж.
— Еще как, — согласился шофер.
Газеты содержали не больше сведений, чем мог сообщить таксист: Джордж, во всяком случае, узнал из них мало нового. В скупых, торопливо составленных отчетах говорилось, что соседи слышали четыре выстрела: три раза Пен выстрелил в Мэриан, одетую в домашний халатик, и один — себе в висок. Это произошло в начале одиннадцатого вечера. По описанию соседей, Стрейдмайер была женщина привлекательная, одевалась строго и играла на рояле классическую музыку. Несколько раз жильцы дома жаловались управляющему, что у нее на квартире бывают вечеринки, которые длятся всю ночь, но такое случалось не часто. Говорили, что она когда-то была замужем, по развелась. Пенроуз Локвуд числился в «Книге избранных» — миллионер, совладелец фирмы, занимающейся размещением капиталов, член фешенебельных клубов, выпускник аристократической школы св.Варфоломея и Принстонского университета. Двадцать три года состоял в браке с Уилмой Рейнслер — дочерью ныне покойных мистера и миссис Дж.Киллиан Рейнслер, принадлежавших к старинному роду Никербокеров. Детей они не имели.
В вестибюле дома Пена горел свет. Джордж нажал кнопку звонка. Дверь открыл дворецкий, уже много лет служивший у Пена.
— Добрый вечер, сэр, — сказал он. — Позвольте заметить, сэр, что я не нахожу слов.
— Благодарю, Норман, — сказал Джордж. — Выбросьте, пожалуйста, эти газеты. Купил их по дороге сюда. Не так уж много информации.
— То, что в «Ньюс» напечатано, сэр, я уже видел. Участковый полицейский дал мне экземпляр.
— Ну, а как миссис Локвуд? Держится?
— Я бы сказал, хорошо держится, сэр. У нее там сейчас подруга. Миссис Шервуд Джеймс — жена двоюродного брата миссис Локвуд. Она живет недалеко, за углом. Пришла сюда более часа назад. И вообще у миссис Локвуд постоянно кто-нибудь находится.
— А кто еще?
— Сейчас больше никого, сэр. Приходил мистер Хайм, но он пробыл недолго. Очень многие звонят по телефону, что естественно. Мне пришлось прибегнуть к помощи приятеля-полицейского, чтобы отделаться от прессы. Был тут особенно неприятный малый, представившийся помощником окружного прокурора, но внутренний голос подсказал мне не впускать его, и я не впустил. Рыжий ирландец. В полиции его знают. Потом пришла тихая, как мышонок, молодая женщина — эта пыталась выдать себя за медицинскую сестру, хотя никаких медсестер мы не вызывали. Оказалось, что она тоже из прессы. Под сообщением в «Ньюс» значится ее имя: Глэдис Робертс.
— А вы сообразительны, Норман.
Они поднялись по нескольким ступенькам в библиотеку. Уилма встала ему навстречу, и они молча обнялись. Дороти Джеймс поспешила сказать, что посидит в соседней комнате, и вышла, оставив их вдвоем.
— Я так рада, что ты оказался поблизости, — сказала Уилма. — Мне не хотелось беспокоить Джеральдину, но ты был первым, о ком я подумала. Ты что-нибудь знал об этой связи, Джордж?