Дело Локвудов

— Производит бумагу для журналов и газет. Вчера ее акции стоили по шесть с половиной. Слишком дорого. Как только цена упадет ниже пяти, я покупаю. Как только поднимется до девяти — продаю. В прошлом году поднялась до десяти с половиной, но это уже слишком.

— Ты их уже покупал?

— О, нет. Только наблюдал. В течение двух лет. Они заинтересовали меня после того, как я узнал, что бумагу у этой фирмы покупают три филадельфийские газеты. В одной из этих газет фирма «Хейнс энд Уэбстер» имеет свой капитал. Возможно, будет финансировать и еще одну. До этого я не придавал «Бумажной компании святого Павла» значения, хотя она, как выяснилось, производит бумагу почти монопольно. Конечно, когда-нибудь цены на ее акции поднимутся гораздо выше, но мы с тобой к тому времени займемся чем-нибудь другим.

— Верно. А теперь скажи, кто из гиббсвиллских магнатов собирается посягнуть на нашу территорию?

— Вон тот, что в углу сидит.

— Питер У.Хофман?

— Да. Он довольно нелестно отзывался о твоем отце, Локи. Досталось и тебе, но больше — твоему отцу. Намерен помочь кое-кому из ваших земляков открыть второй банк.

— Посмотрим, — сказал Локвуд. — Это он здесь король, а не в нашей маленькой империи. А за информацию спасибо, коллега.

Расстояние от Рихтервилла до Гиббсвилла, главного города округа, — всего пятнадцать миль; расстояние от Рихтервилла до Форт-Пенна, столицы штата, — тридцать пять миль. Но добраться от Рихтервилла до Форт-Пенна было легче, чем от Рихтервилла до Гиббсвилла. Поэтому Рихтервилл попал в сферу влияния Форт-Пенна, а не Гиббсвилла.

Путешественнику, направлявшемуся из Рихтервилла в Гиббсвилл, обычно советовали ехать верхом. Путь ему преграждали четыре высоких холма и горный перевал, а потом дорога шла низиной; зимой она представляла собою две обледенелые колеи, а в остальные времена года часто превращалась в хлипкое месиво. Проехать по такой дороге могли только фургоны и сани с широкими полозьями — бричкам и легким санкам пути тут не было. В горах же дорога была почти, на всем своем протяжении такая узкая, что разъехаться на ней встречные фургоны не могли. Предосторожности ради возница должен был, перед тем как двинуться по горной дороге, потрубить в рог — в настоящий коровий рог — и ждать ответного сигнала. Если сигнала не поступило, он считал, что встречного транспорта нет. Если же впереди тоже трубили, то он ждал. Но бывало и так, что ветер дул в лицо вознице и относил звуки рога назад. Тогда возникала вероятность столкновения фургонов на дороге, и, если это случалось, возницы, обсудив ситуацию, бросали жребий. Выигравший помогал проигравшему распрячь лошадей, разгрузить фургон, снять колеса и перенести всю верхнюю часть повозки на свободный участок дороги. Потом надевали на оси колеса, клали назад груз, запрягали лошадей, и фургоны продолжали двигаться каждый в своем направлении. На этом они теряли час, а то и два.

После того как Мозес Локвуд организовал регулярные рейсы дилижанса по маршруту Шведская Гавань — Рихтервилл, сообщение между Рихтервиллом и главным городом округа стало возможным в два этапа: до Шведской Гавани — в дилижансе, а дальше — по железной дороге.

С Форт-Пенном, в противоположность этому неудобному и отчасти опасному способу передвижения, Рихтервилл соединяла прямая железнодорожная ветка. Рихтервилл, населенный преимущественно немцами, был торговым центром фермеров и охотников, живших на востоке и юге округа, владельцев угольных шахт — на севере, фермеров и владельцев железорудных шахт — на юго-западе, коннозаводчиков — на западе. В городе действовали кожевенный, литейный, кирпичный заводы, каретная мастерская и две мельницы; кроме того, там находился важный узел железных дорог — собственность компании «Форт-Пенн, Рихтервилл, Лантененго». Среди жителей города не было ни одного приверженца католической, епископальной или пресвитерианской церквей, но существовала довольно многочисленная негритянская баптистская община. Многие из негров говорили по-немецки. До 1855 года Рихтервилл не имел ни одной средней школы.

Многие жители Рихтервилла носили фамилию Хоффнер. Главным среди них был Леви Хоффнер — отец шести дочерей; он чувствовал себя несчастным оттого, что не смог произвести на свет ни одного мальчика. Самой красивой из дочерей была вторая, Аделаида Хоффнер, но она, как и ее отец, считала, что не стоит выходить за человека, который хочет жениться в расчете на ее деньги. К 1870 году трех сестер Аделаиды выдали за хороших парней, так что она оказалась, при всей ее красоте, самой старшей незамужней девушкой в семье Хоффнеров. Она решила оставаться одинокой до тех пор, пока не найдется человек, способный оценить ее красоту. К тому времени, когда Авраам Локвуд вошел в ее жизнь, ей уже начинало казаться, что она так и останется старой девой — самой богатой в Рихтервилле старой девой.