Дело марсианцев

После такой картины он перекинул суму, заметно полегчавшую после двухчасовой скачки, на спину и приступил к восхождению на гору. Перво-наперво нужно понять, где спрятан воздухолет и есть ли он тут вообще. Тащить его под землю немыслимо и глупо, куда проще закидать ветвями ила в распадок закатить. Да кто его искать-то станет, «марсианский» механизм? Разве что дотошный и разгоряченный любовью поэт, но Акинфий вряд ли мог предположить такого оборота дел и озаботился лишь, чтобы его летательное устройство не обнаружили охотники. А им карабкаться по камням смысла нет, горных козлов на Рифейских скалах не водится…

Такими ободряющими думами тешил себя поэт, пока отыскивал ходы среди каменистых нагромождений и облетевших кустов. Пару раз он едва уберегся от вывиха лодыжки, неоднократно оцарапал ладони, извозил редингот, однако решительно окидывал ближние окрестности взором и лез ввысь. В любом случае это было лучше, чем таращиться во мрак подземелий с риском заблудиться.

Скоро Тихон достиг покатой вершины, голой и продутой всеми ветрами. Солнце едва коснулось нижним краем западных холмов, а взамен его, словно только ожидая ухода светила, торопились с востока тучи.

– Маргаринов! Акинфий! – вторично возгласил поэт в полную силу легких и прислушался. Отвечать ему никто и не подумал, только сорока со стрекотом бросилась прочь, прыгая с куста на куст. – Приехали…

Он опять глубокомысленно уставился на карту – что ж, вот он, чернильный крестик, можно сказать под сапогами. Дальше идти некуда, разве что вернуться к лазу и нырнуть в его тьму, причем на ночь глядя. От такого кто хочешь содрогнется.

В последнем приступе надежды, и пока солнце еще озаряло землю косыми лучами, Тихон встал и принялся высматривать внизу хоть что-нибудь достойное внимания. Справа от лаза мелькнула дырявая крыша старой золотопромывальной фабрики, устроенной почти что в лощине – когда-то там протекал довольно бурный ручей. Но с тех пор дом порядком износился и в каждый миг мог рухнуть под гнетом заполонившей его растительности. Тихон бывал там в прошлом году, когда охотился в этих краях, и с немалым разочарованием распрощался с романтическими образами детства – никто уж теперь не трудился на благо Отечества, вымывая тут золото, и только духи старины витали над ржавыми агрегатами.

Устраивать там темницу для плененной девы было немыслимо и опасно. Того и гляди закричит, привлечет случайного кошевника или охотника… И воздухолет там пристроить негде.

И вдруг Тихон увидал лопасти! Их совокупная крестовидная форма виднелась всего в пяти саженях на восток, немного ниже по склону. Похоже, игра теней и света создала такие благоприятные условия, что стало возможным заметить выступающую макушку воздухолета. Да и вряд ли Акинфий старался тщательно дезавуировать аппарат – лишь забросал слегка сухими еловыми ветвями. Чтобы закрыть его целиком, потребовалась бы целая гора лапника, сама по себе подозрительная.

Оскальзываясь, поэт спустился к вожделенной летающей машине и в восхищении гением друга прикоснулся к ней. Воистину, она существовала! Помимо уже известных Тихону трех крупных колес вроде тележных, имелась у нее и корзина под днищем, едва не достававшая до земли, а также кресло извозчика с педалями. Сложная система передаточных шестерен соединяла их с двумя шестами. На одном крепились верхние крупные лопасти, а на втором, что торчал назад и прямо – еще четыре относительно маленькие. В точности как на чертеже!

– Ох, умен плут! – покачал головой поэт и стал выискивать следы Акинфия с Манефою.

Он обнаружил тропу моментально. Хоть и неявная, «проложенная» по камням, она очевидно вела вниз, и Тихон устремился туда же. Через десять шагов он очутился перед косой и весьма широкой расселиной, на дне которой ветер образовал слой сухой почвы. Сейчас на этом пятачке земли отпечатался след сапога, а рядом с ним – еще один след поменьше, видимо женский.

– Она шла сама? – насупился поэт и также ступил в расселину.

Скоро в ней стало совсем ничего не видно. Чтобы не ушибить голову о выступ и не расквасить нос о шершавую стену, за которую держался, а особенно не споткнуться, Тихон зажег свечу. Та моментально погасла под порывом стылого ветра, что говорило о сквозном характере этой дыры. Однако преследователь успел разглядеть под ногами подозрительно черный провал и возрадовался, что сделал остановку.

Еще одна утиная ножка с маринованным огурчиком пали жертвой его нервного аппетита.

Прикрыв рукой огонек свечи, Тихон посветил вниз и разглядел в двух аршинах вполне покатый склон, по которому можно было без особой опаски передвигаться. Как вот только обратно? Но раз уж Акинфий в компании с Манефою не убоялись погрузиться в каменную нору, то идущему следом и подавно не стоит пугаться. Утешив себя таким соображением, поэт приступил к медленному спуску.