Дело мерзкого снеговика

– Простите, я, кажется, позабыл ваше имя, – вымолвил главный констебль, наконец овладев даром речи. Фраза была этакой вежливой разновидностью реплики «Какого черта ты вмешиваешься во все это?» – той самой разновидностью, которая позволяла главному констеблю никоим образом не подвергать сомнению чувство глубочайшего уважения к находящимся в Истерхем-Мэнор.

– Стрэнджвейс. Мой дядя, сэр Джон, младший уполномоченный Нью-Скотленд-Ярда. У меня неплохой опыт в таких делах. Миссис Ресторик попросила меня помочь.

– Кошмар! Теперь же, верно, подымется шум! – вдруг промолвил майор Диксон. – Самоубийство – и то ужас, ну а убийство! Боюсь, Ресторик просто с ума сойдет, узнав об этом. – Он смотрел на Найджела уже обеспокоенным, заговорщицким взглядом, словно говорил: «Давайте просто забудем наш разговор». Глубоко вздохнув, он немного постоял перед закрытой дверью в комнату, словно на краю ледяной проруби, и тяжело ввалился в комнату.

– Филипс, не развязывайте веревку, просто обрежьте ее, потом оберните как-нибудь для экспертизы. Ресторик, у меня к вам пара слов. Кстати, нельзя ли отсюда позвонить?

– Конечно. Но…

– Робине. Свяжитесь с доктором Анструтером и попросите его заехать.

– Анструтер? – напрягся Хивард Ресторик. В его тоне зазвучала властность, показав Найджелу другую сторону его характера – повадки влиятельного землевладельца, не такого уж и бесцветного мужа при Шарлотте Ресторик, которым казался до того. – Будьте уверены, Диксон, доктор Боган – хороший врач и сделает все как нужно – освидетельствует ее смерть и так далее. Моя сестра была его пациенткой, и мне не так чтобы по душе…

– Простите, Ресторик, но возникли некоторые осложнения, – держал свою сторону майор Диксон, сопротивляясь довольно гневному выражению лица Хиварда. – Вы говорили с доктором Боганом? Какой нервной болезнью она страдала?

– Она страдала нервными расстройствами, которые распознавались с некоторым трудом. Вряд ли я волен объявить вслух их причину, – жестко сказал врач.

– В интересах следствия вас могут попросить это сделать.

– Тогда мне заново понадобится картина происшествия.

Дело явно стопорилось. И Найджел, стоявший у окна, попросил:

– В таком случае расскажите о вашем лечении.

– Пожалуйста. Я давал ей антидепрессанты, чтобы облегчить приступы, ну и, конечно, гипноз, чтобы облегчить и искоренить ее…

– Что ты делал? – воскликнул Хивард Ресторик. – И у тебя хватает смелости заявлять мне в глаза, что ты одурманивал мою сестру?

Ситуация складывалась довольно нелепая, однако раздражение, мерцавшее в голубых глазах Хиварда, и его агрессивная поза заставили полицмейстера Филипса встать плечом вперед, чтобы вовремя вмешаться. Но доктор Боган даже не встревожился.

– Гипноз – отнюдь не самая редкая форма лечения в наше время, – проговорил он с твердой уверенностью. – Никакой черной магии в нем нет.

– Преступление! – бушевал Ресторик. – Если бы я только знал, ты бы и секунды не задержался в моем доме!

– Мисс Ресторик была согласна на это лечение. Она была дееспособной.

Хивард медленно оглядел его, потом ухватил главного констебля за руку – от его хватки тот взвизгнул.

– Гипнозитировал! Ее! Так-то ты подчиняешь себе людей, их тела и души! Откуда мы знаем, что этот молодчик не усыпил ее и не… не приказал ей повеситься? А?

Глава 7

О Роза, ты несешь мне хворь!

У. Блейк

Такие сцены, как эта – между Хивардом и доктором Боганом, – частенько превращали Истерхем-Мэнор в поле битвы. Первые вспышки ссор возникли еще до гибели Элизабет, в самую первую ночь. Теперь война пошла в открытую. Но и тут, как и на войне, бушевавшей во всей остальной Европе, копья ломались по причине долгой скуки, владевшей всеми, которая, впрочем, быстро разлетелась на куски от первых же агрессивных нападок.

Найджел и Джорджия брели в глубоком снегу обратной дорогой в Дауэр-Хаус. Эндрю Ресторик, которому пришло в голову купить в деревне табаку, шел с ними. Джорджия была в восторге от детей Ресторика, Джона и Присциллы, с которыми возилась почти все утро, совершенно отключившись от происходящих в доме событий.

– Мне кажется, миссис Ресторик – очень мягкая, только не показывает этого перед ними, – говорила она. – У детей уже нюх на неприятности, и они понимают, что что-то случилось. Но если они узнают все постепенно, им не будет так тяжело. Современные матери с их абсурдными теориями обращаться с детьми как со взрослыми и равными себе сразу ставят их перед фактом, окрашивая проблему только в черное и белое. Устраивают с ними собственный заговор. По-моему, это ошибка, потому что на детские плечи ложится слишком тяжкий груз, слишком много ответственности сразу.