Дело мерзкого снеговика

– А что, если, – сказал Эндрю после паузы, – делать Для них вид, что все прекрасно? Это сработает? – Он пнул в воздух снег, и его мысли снова съехали к своей персоне. – Например, вот мы с вами. У нас было идеальное детство. Родители были добры и внимательны, но без попустительства. Прекрасный дом. Традиции. Хорошие школы. Привольная сельская жизнь на каникулах. Наконец, путешествия. Моего отца пригласили на работу в посольство в Вашингтоне, и он забрал нас всех с собой. У нас было все, что нужно детям. Теперь поглядите, кем мы стали. Хивард занимается севом на полях, ошивается во всяких военных сельскохозяйственных комитетах и сходит с ума, потому что они не берут его обратно в полк. Я же – разгильдяй-дилетант, семейный неудачник, который даже не способен прослыть романтической белой вороной. А Бетти… – его голос слегка задрожал, – а Бетти повесилась, как баранья туша.

– Вы были очень привязаны к ней? – мягко спросила Джорджия.

Эндрю дико закричал, еле пересиливая боль:

– Бетти была самой отборной сучкой и самым прекрасным существом на всем… Ох, черт побери, она была моя сестра… Не могу выразить это словами, они – пустой звук, когда речь идет о ней – для этого нужен поэт, Шекспир или Донн. А я ничего для нее не сделал. Я позволил ей так поступить.

Его легкое, жилистое тело сотрясалось. Джорджия молча взяла его за руку. Он будто и не заметил этого.

– А вы уверены, что она убила себя? – прямо заявил Найджел.

Сначала его слова не достигли цели, потом Эндрю затих, вглядываясь в него.

– Повторите.

– Вы уверены, что она убила себя?

– Объяснитесь! – отчеканил Эндрю, все больше погружаясь в свое странное состояние управляемой ярости.

– Я уверен, что ее убили, – пожал плечами Найджел. – А потом убийца обставил все как самоубийство.

Он физически ощущал его глаза, его яростное внимание, жгучее, словно дыхание самой плоти. Оледеневшие камыши у пруда, где они остановились, жестко зашелестели на ветру, и звук этот ворвался в звенящую тишину.

Найджел еще раз обрисовал все, что он говорил Шарлотте Ресторик.

– Вы же и сами заметили, что в картине преступления было что-то странное, – заключил он, – или зачем тогда вам понадобилось, чтобы никто ничего не трогал?

– Это получилось как-то машинально, вроде даже из какого-то детектива. Хивард и все слонялись там, кто-нибудь обязательно наследил бы. Но мне никогда бы не пришло в голову, что это – не самоубийство. Тем более – тогда. – Эндрю одарил их своим раздумчивым, сибаритским взглядом. – Да, первое, что я почувствовал, когда ее увидел, было… Нет, быть не может! Бетти бы этого не сделала, она бы никогда не поступила так. Это только подтверждает ваши выводы, верно?

– Почему же вы сразу не подумали, что все совсем по-другому?

– А как вы думаете? Идемте дальше. Тут чертовски холодно стоять, на этом лютом болоте. Интересно, почему христианское учение делает ад жарким, там должно быть холодно – прямо как в этих скотских местах, холодно, бесприютно и страшновато.

Найджелу пришлось вернуть его к сути дела:

– Вчера за обедом отношения накалилась до предела. Вот почему я и спрашиваю – неужели вы не подумали, что не все так просто?

– Вы не знали Бетти. С тех пор как она снова приехала сюда, она была постоянно больной и взрывоопасной. А когда она такая, каждый ощущает какую-то дрожь, вибрацию от нее. Это было как раз такое создание, что всю жизнь словно источает радиацию, но вовсе не высасывает соки из других: эдакий сложный инструмент, вышедший из-под контроля, от которого всем становится не по себе. – Его голос перешел в шелестящий шепот, словно жестяной скрежет камыша, оставшегося сзади: – «О Роза, ты несешь мне хворь! Кто тот счастливец, что улегся в ярко-красную кровать блаженства?»

– Стало быть, вы не ожидали, что случится что-то особенное?

Эндрю резко развернулся на каблуках, глядя ему в лицо:

– Вы хотите сказать, будь у меня даже хоть малейшее подозрение, что моей сестре, даже волосу на ее голове, грозит опасность, я бы не…

– О ком же вы тогда говорили? За обедом? Или вы просто выдумали того злодея, который живет злом, – того самого, «упоенного злом»?

– Ой, я просто тянул из них жилы, – цинично, слегка переигрывая, ответил Эндрю. – В каждой шутке всегда найдется какая-то доля правды.

– Боюсь только, что полиция тоже отдаст должное вашей шутке, Ресторик.

– Пускай. Я прожил слишком сумасшедшую жизнь, чтобы до сих пор бледнеть от синей униформы.

– Дело ваше. – Найджел ткнул своим посохом в одетый снегом межевой столбик на краю деревни, к которой они подходили. – Прелестное, должно быть, место – Эссекс. За что вы так ненавидите доктора Богана?

Эндрю Ресторик рассмеялся с деланой веселостью опытного дуэлянта, только что получившего легкое ранение:

– Нет-нет, Стрэнджвейс, вам меня этим не поддеть. Я очень не люблю Богана, потому что знаю, что он напыщенный пройдоха и что он не мог принести Бетти добра, но я вовсе не утверждаю, что это он убил ее.

Он приподнял шляпу в сторону Найджела, дерзко ухмыльнулся Джорджии и свернул к табачной лавке.

– Ну вот, и как он тебе? – сказал Найджел.

Его жена молчала, размышляя.