Дело Митчелла (СИ)

Что-то пробубнив себе под нос, Люцифер резко развернулся к месту, где ещё минуту назад стоял его билетик на трон, но место уже пустовало — лишь ветер свистел среди лысых веток многовекового дуба.

Чертыхнувшись, он пнул ногой камень, от чего больно ударился большим пальцем, но не подал виду. Щелкнул пальцами и вмиг переместился к дому женщины, но там он тоже никого не застал ни в этот вечер, ни на утро следующего дня.

***

После похорон она шла домой пешком, шаркая ногами по влажному асфальту. Но туда ей идти не хотелось — боялась вновь остаться наедине со своими мыслями. Так и шагала безжизненной поступью мимо кварталов и вычурных жилых комплексов, вслушиваясь во что угодно — в разговоры людей, в рык моторов машин и лай собак, — лишь бы не давать скрипучему голосу совести ещё больше рушить её и без того хлипкое душевное состояние. Невзирая на ужасную мигрень, она пыталась гордо поднять голову и осмотреть всё, что появлялось на её пути: лица и одежду людей, витрины магазинов. Взглядом зацепилась за вывеску организации «Надежда есть!» — оплот местных зоозащитников и приют для животных по совместительству. Поддаваясь некому внутреннему порыву, едва не прибежала к порогу здания, но вдруг оторопела от одной весьма логичной мысли — «на что ты обречешь животное, если вдруг умрёшь?»

Дать кому-то брошенному любовь, чтобы позже её забрать — самое жестокое, до чего вообще смог додуматься человек.

Тряхнув головой, Виктория попятилась. Сердце щемило, его удары эхом и пульсацией отдавались в висках. Чуть ли не впервые в жизни она самозабвенно жаждала чьей-то компании, поэтому, тяжело вздохнув, женщина развернулась и пошла в ту сторону откуда пришла. Долго ноги несли её к родительскому дому — может час, может два — она не считала. Но постучавшись в деревянную дверь, Виктория наконец-то смогла умиротворенно выдохнуть. Даже ненавистная головная боль отступила.

— Вики! — воскликнула блондинка невысокого роста, открывая дверь и широко улыбаясь. — Проходи, чего встала?

Ничего не говоря, женщина переступила через порог и сжала свою мать в крепких неуклюжих объятиях. Ребекка, явно не привыкшая к таким порывам дочери, потеряла дар речи. Начала неуверенно отвечать на объятия, косясь на мужа, что стоял позади. Глава семейства с непониманием во взгляде смотрел то на дочь, то на жену, боясь даже пошевелиться.

— Ну, ты чего? — спросила женщина, поглаживая дочь по голове. Последний раз она так делала лет пятнадцать назад, если не больше, и уже порядком успела подзабыть, каково это — прижимать к себе собственного ребёнка.

Виктория молча отстранилась, лицо не выражало ничего такого, что можно было бы каким-то образом прочесть. Но мать увидела в синих омутах едва узримую тоску.

— Что стали в пороге как неродные? — беззлобно рассмеялся лысый мужчина в очках и в серой водолазке. Он тепло и ласково смотрел на своих девочек, искренне радуясь приходу дочери. — Пойдемте чай пить!

На один вечер Виктории удалось избавиться от назойливых мыслей и почувствовать себя спокойно. Семья общалась до темноты, Уокер-младшая даже искренне улыбалась. Уже лёжа в своей бывшей комнате, она осознала, насколько сильно постарели родители: руки папы уже начинали старчески подрагивать, когда он держал в них что-то дольше положенного, а глубокие морщины на некогда безупречном лице матери и вовсе не давали шанса игнорировать один прискорбный факт — время беспощадно. Если несколько лет назад на голове Ребекки было всего несколько седых прядей, то сейчас седины стало настолько много, что никакая краска для волос уже не помогает её скрыть. И от этого становится действительно страшно — старость настигнет всех, кого не заберет болезнь или чья-то дурость. И если у её родителей есть она, чтобы помогать, то кто будет у неё?

— У меня буду я, — буркнула в ответ своим мыслям и перевернулась на другой бок, прикрывая глаза.

Тем временем в её квартире бушевал сам Дьявол, ведь его бесило отсутствие женщины в её же обители. Ему позарез нужно было поговорить с Уокер.

Если бы не дебильное условие отца… В мыслях Люцифер уже давно раскрыл это дело в одиночку (уж неведомо каким образом, но если хочет, то пусть себе думает) и восседает на своём троне возле какой-то горячей дьяволицы. Но вместо этого, он, как верный пёсик, сидит и ждёт несносную земную бабу. Упрямую и невыносимо бесящую.

«И как тебя только терпит твоё окружение?» — задавался вопросом тот, рассматривая фотографии на полочках.

Взглядом наткнулся на какую-то очень старую фотографию, где женщина была ещё совсем ребёнком и держала за руку мальчика с подозрительно знакомыми чертами. На их лицах сверкали счастливые детские улыбки на все тридцать два. Взяв снимок в руки, про себя Люцифер подметил, что у Уокер довольно красивая улыбка, только он не мог припомнить, видел ли он её в живую. А потом вовсе откинул от себя эту мысль, словно какой-то мусор.