Дело Митчелла (СИ)

Моника лишь блаженно улыбнулась в маску для ИВЛ, но как только уцелевший глаз наткнулся взглядом на Люцифера, стоящего в углу, что-то резко изменилось. Девушка нервно заёрзала на кровати, невзирая на адскую боль, пыталась что-то крикнуть, но не могла. Тело задрожало мелкой дрожью, а аппарат, с помощью которого отслеживают сердцебиение, жалобно пищал чуть ли не трижды в секунду, указывая на ускоренное сердцебиение.

— Она права, — тихо произнес демон, положив руку на плечо сидящей женщины. Та даже не заметила, как он подошел, — она уже отходит.

— К-кто т-ты? — очередной хрип сорвался с обгоревших уст. — Ты п-по меня? У тебя крылья, у него т-тоже…

— Я Люцифер. Не бойся меня, — мужчина не приближался ближе, но и не отходил. — Я не за тобой, но мне надо знать, как ты тут очутилась.

— Я-я… — Моника растерянно посмотрела на начальницу. — От него разило… — свистящий вдох. — Лимоном и имбирем…

Люцифер свёл брови к переносице, пристально наблюдая за тяжело вздымающейся грудью девушки. Он мягко сжал плечо Уокер, поднимая женщину и таща к выходу.

— Ты явно не хочешь этого видеть, — шепнул в ухо, прежде чем толкнуть дверь. Затем буквально подлетел к Монтенегро, у которой уже глаз закатывался, а тело бросало в судороги. — У твоего убийцы белые или чёрные крылья?

— С-серые, — хрипит кудрявая, сжимая простыни длинными пальцами. Вмиг ей стало холодно, словно в комнате кто-то включил кондиционер. — Я в-видела лишь краем глаза. Он что-то п-прислонил к моей шее, оно сильно щипало… и я отключилась. А потом очнулась тут, об… — опять свистящий кашель прервал её речь, — сго-рев-шая.

Люцифер вглядывался в её открытый глаз, пытаясь прочитать воспоминания, но как только в её памяти девушку подрезал чёрный минивэн, Моника обмякла. Прерывистый писк превратился в сплошной, а зубчатообразная полоска на кардиомониторе в тот же миг стала ровной. Последний хриплый выдох больно ударил по ушам. Картинка перед глазами Люцифера поплыла, так и не дав мужчине разглядеть ничего стоящего внимания.

— Сука! — рявкнул он, открывая дверь с ноги и вылетая из помещения. Спустя несколько секунд в палату Монтенегро ворвались врачи и медсестры.

— Она… видела тебя? — обнимая себя за плечи, прошептала Уокер побледневшими губами.

— Все люди за несколько часов до смерти способны видеть высших существ — так гласит общее правило.

— Тогда, почему я…

— Я не знаю, но мы с этим разберёмся, — Виктория лишь сдержанно кивнула и бросила неуверенный взгляд на дверь палаты.

— Время смерти — семь часов сорок четыре минуты, вечер девятого апреля, — грубый мужской голос эхом отбился в ушах женщины. Именно тогда на неё накатило осознание — это всё из-за неё.

========== Часть 5: Реквием. ==========

Казалось, ничего не могло выбить из колеи самую хладнокровную и непоколебимую женщину если не во всем Милуоки, то хотя бы в БСМЭ. Но смерть одной кудрявой особы сотворила невозможное — заставила женщину нервничать. Виктория в черных классических брюках и в плаще до щиколотки держала дрожащими руками две красные розы под стать её губам. Моника всегда говорила, что Виктории безумно шла эта помада. Кудряшке посчастливилось застать её на лице женщины лишь раз, когда они зависали в баре после очередного «всратого», как говорила Монтенегро, тела. После такого, знаете, гнилого и противного, что глаза от ароматов выедает и желудок в трубочку скукоживается.

«Хочу, чтобы на моих похоронах чуть подальше от толпы стояла какая-то загадочная женщина в плаще и в шляпе. Пусть все думают, что я не такая уж и простая!» — как-то обмолвилась мулатка, когда разговор зашел о собственной кончине дам и как они себе её представляют.

— Что ж, твоё желание сбылось, — на выдохе прошептала светловолосая, поправляя такую же черную, как и остальные элементы образа, шляпу-федору с кружевной вуалью, что прикрывала лицо.

Священник что-то рассказывал присутствующим на дне памяти Моники Монтенегро. Его слова с трудом доносились до слуха Виктории, одиноко стоящей возле дуба в метрах двадцати от места действия. Раздался истошный крик матери девушки, когда падре приказал гробовщикам погружать гроб в специально предназначенную для этих целей яму. Этот крик больно резанул по вискам женщины, заставляя ту сильно продрогнуть и зажмуриться. Но легче от этих манипуляций, отнюдь, не стало — перед глазами всплыли картинки прошлого.

«Ребекка, точно обезумевшая, героически отталкивает каждого, кто пытается притронуться к ней или маленькому гробу цвета ночного неба. С диким воплем, полным боли и отчаяния, обессилено падает на колени перед мужем, когда тому всё же удается утихомирить жену.

— Ничего уже не вернуть, Бекки, — сказал папа, присаживаясь на корточки и вытирая слёзы жены. У него самого подбородок дрожал.

Мама смотрела прямо в глаза Вики и задыхалась в рыданиях. Во взгляде плескался коктейль из горя и сожаления.