Дело Митчелла (СИ)

— Падай, это точно надолго, — Виктория похлопала по месту рядом с собой,

— Шепфа, — он плюхнулся возле Уокер, смеясь. — Люцифер точно меня убьёт.

Женщина хихикнула с шутки ангела, но отвечать ничего не стала, а сразу перешла к волнующему ангела делу.

Мими и Дино ушли только ближе к десяти вечера. К тому времени Уокер уже валилась с ног, не желая ничего в этой жизни. Опять кресло показалось ей лучшим, что вообще может предложить этот мир для сна. Люцифер сидел на диване, рассматривая скрученное в три погибели тельце и умиротворенное лицо. Трижды он отдёргивал руки, что желали коснуться её шелковистых волос и мягкой кожи на прохладной щеке. Он не понимал почему его так притягивала земная женщина. Почему его так коробит, когда она наедине с кем-то, кроме него самого? Вот почему ему хочется сейчас сгрести её в охапку, уложить к себе на грудь и забыть об этих чёртовых убийствах? Забыть вообще обо всём, вдыхая аромат арбуза, исходящий от её волос.

Немного понаблюдав за ней, Люцифер подхватил её на руки и отнес в спальню. Он уже укрыл женщину одеялом, как её телефон решил потревожить сон Виктории мерзким звуком уведомления. И демон не постеснялся прочитать:

«Здравствуйте, Виктория. Это агент Бишоп. Простите за столь позднее сообщение, мы нашли ещё один труп и нам очень важно кое-что понять. Перезвоните на этот номер, как только сможете. Заранее спасибо.»

— Дерьмо! — демон выругавшись под нос, упал на кровать и помассировал веки пальцами.

Он уже собирался встать, но тонкая женская ручка обвила его живот, заставляя перестать дышать на мгновение. Затем что-то тёплое в одеяле пристроилось у его левого бока и тихо засопело.

— Мне бы твой сон, — прошептал Люцифер в женскую макушку и приобнял Викторию в ответ.

Предчувствие чего-то ужасного сосало под ложечкой, не давая демону сомкнуть глаз. Именно сейчас до него дошло, какому риску он подверг женщину впутывая в это дело. Без зазрения совести нажал на кнопку «удалить» рядом с сообщением и отложил телефон в сторону.

«Нужно выводить её из игры» — не без горечи подумал он, прижимая женщину к себе поближе. — «Но смогу ли я?»

Поздний вечер следующего дня. Цитадель.

Сидя здесь, в огромном кожаном кресле в собственном кабинете, из которого открывался чудесный вид на весь Эдем, он с опаской оглядывался назад. Чтобы оказаться тут, он прошёл слишком долгий путь сквозь тернии к звёздам, но до сих пор не чувствовал себя на своём месте. Казалось, он так и не сможет чувствовать, где его место в принципе, пока каждый рождённый не ответит по заслугам и не вынесет из своего поведения урок.

Началось всё ещё задолго до того, как он оказался здесь. Даже задолго до того момента, как он получил белые крылья — самую ненавистную его сердцу вещь.

Только попав в этот мир и будучи совсем маленьким мальчиком, он познал на собственной шкуре, что такое детская жестокость. На земле у него было всё — крепкая дружная семья; хорошие, насколько это вообще возможно для шестилеток, друзья; чёрный кот Магнус и черепашка Ливингстон. Откуда счастливому ребёнку из благополучной семьи знать, на что способны мерзкие детишки, которым родители не уделили должного внимания при воспитании?

Если человеческие детишки просто жестокие, то отпрыски рождённых ангелов и демонов — это «просто жестокие» умноженные на бесконечность и ещё немножечко сверху. Их изобретательность в издевательствах настолько изощренная, что самые отбитые наглухо отморозки нервно курят, глядя на это безобразие. Воспоминания о выщипывания каждой чёртовой перьинки с ещё неокрепших серых крылышек до сих пор вызывает в нём мелкую дрожь и поделом оправданное желание убивать. Ровно так же, как проведённая в чулане одного из учителей неделя — без воды, еды и в полном одиночестве. Мальчик сидел там до тех пор, пока старику Фенцио не понадобилось достать книгу, про которую он бы и думать забыл, если бы не чистая случайность. Полный перечень «заслуг и гордостей» ребятишек не поместится на бумаге, что исписал уважаемый господин Лев Николаевич Толстой во время написания великого произведения «Война и мир».

Даже когда того мальчика признали Небеса в возрасте десяти лет, он остался с пожизненным клеймом Непризнанного и должен был тащить его за собой тяжким грузом, словно привязанный к ногам труп. Труп его перспектив, амбиций и желания стать кем-то значимым, быть полезным. Всё своё обучение в школе он был эдакой местной всезнайкой — учился если не за троих, то за двоих точно. Но даже безупречные теоретические познания и отточенные до совершенства практические навыки не открыли перед ним никаких дорог. Даже заросшие терновником тропинки были закрыты. Быть прислугой для рождённых — вот он — потолок бывших Непризнанных! Быть может он был бы готов мириться с этим положением дел, ссылаясь на принцип «слюбится стерпится» или «авось случится чудо», если бы не один случай. Случай из разряда вон выходящих и кричаще несправедливых.