Дело не в тебе, дело во мне (ЛП)

Это не просто какая-то модельная кухня, используемая в качестве реквизита для тех, чьи обеды состоят из китайской еды на вынос и сухого мартини (я обращаюсь к тебе, Крисси). В раковине — тарелки, на столе — чесночная кожура, на толстой деревянной разделочной доске всё ещё лежит наполовину срезанный багет.

— Ты готовишь? — спрашиваю я, не оборачиваясь. Мои слова мягки, но Чейз слышит меня.

— Это хобби, — его голос низкий, близкий, всего в полуметре от меня.

— Конечно, — говорю я нахально, чтобы скрыть своё смущение от его близости.

Тьфу. Он, наверное, отличный повар. Не знаю, почему меня это так раздражает. Вероятно, потому, что он уже довольно совершенен во всех других отношениях. Должно быть какое-то правило, которое гласит, что чрезвычайно привлекательным людям не разрешается иметь никаких других навыков. Это несправедливо по отношению ко всем нам.

Он усмехается.

— Знаешь, ты милая, когда злишься.

Я демонстративно игнорирую его слова, отходя от него, пока не достигаю огромного количества окон. К моему удивлению, я сразу узнаю этот вид.

— Мы в "Крофт Индастриз", — удивление окрашивает мой тон. — Разве не так?

— Да.

— Ты здесь живёшь? Над офисами?

Я поворачиваюсь к нему, пораженная, когда вижу, что он последовал за мной через всю квартиру, его шаги были такими тихими, что я не услышала, как он подошёл. Наши взгляды встречаются, и мой желудок сжимается, его движение, к сожалению, не убивает шквал бабочек, которые, очевидно, поселились там.

Чейз кивает.

— Переехал всего несколько недель назад, когда закончился ремонт. Вообще-то, ты одна из моих первых гостей.

— О, — тихо говорю я, глядя на него.

По какой-то причине я нахожу это бесконечно печальным — всё это пространство, и не с кем его разделить.

— Означает ли это, что ты официально новый генеральный директор?

Он кивает.

— В пятницу вечером состоится гала-концерт чёрных галстуков — Джеймсон планирует сделать объявление после ужина. Иначе я бы не присутствовал.

— Не хочешь надевать смокинг?

— Не хочу видеть свою семью, — поправляет он. — Обычно я избегаю таких мероприятий любой ценой, но, похоже, я не могу выбраться из этого.

— Полагаю, в этом-то и беда быть почётным гостем.

Он кивает.

— Вся семья Крофт должна появиться вместе с сотней или около того деловых партнёров и друзей семьи. И много прессы.

— Ты не выглядишь взволнованным.

— У меня много эмоций, когда речь заходит о событиях, связанных с членами моей семьи, — говорит он, пристально глядя на меня. — Ни одна из них не является волнением.

Я нахожу бесконечно странным, что мужчина с таким явным презрением к своей семье мог одновременно проявлять такую преданность им.

— Зачем вообще возвращаться? — тихо спрашиваю я. — Если бы ты был счастливее в те годы, когда тебя не было…

— Всё сложно.

Я в этом не сомневаюсь — каждая косточка в теле Чейза сложна, вплоть до самого маленького пальца.

— Чейз…

Его глаза становятся блестящими, как только я произношу его имя.

Бабочки в моём животе сходят с ума.

— В чём дело, Джемма? — спрашивает он хриплым голосом.

На кончике моего языка желание спросить его, одинок ли он, нужно ли ему с кем-то поговорить, нужен ли ему друг… но я боюсь, что это будет слишком много, слишком быстро. Станет пересечением границы, которые я даже не уверена, что мне разрешено пересекать.

— Мне жаль Титана, — шепчу я вместо этого, желая протянуть руку и схватить его за руку, но сопротивляясь желанию. — У меня не было возможности сказать это раньше.

Его глаза становятся тёплыми, теплее, чем я когда-либо видела, настолько тёплыми, что я боюсь, что растаю в лужу у его ног, если он будет смотреть на меня так долго.

— Всё ещё злишься на меня? — спрашивает он, его глаза опускаются и фокусируются на моих губах.

Я знаю, что он думает о лифте, чёрт, я думаю о лифте, и одного воспоминания об этом обжигающем поцелуе, о его твёрдых губах, прижатых к моим, о моих ногах, крепко обхвативших его талию, достаточно, чтобы мой пульс забился в венах.

Я почти спрашиваю из-за чего? — мой мозг буквально взбудоражен его присутствием, но, к счастью, прежде чем слова слетают с моих губ, я вспоминаю, что должна злиться на его выходки альфа-самца.

— В ярости, — говорю я, но в моём гневе нет никакого жара.

Медленная, волчья ухмылка расползается по его лицу, как будто он знает, что я полна лжи, и от этого у меня в животе всё сжимается и становится тепло. Это чувство усиливается в десятки раз, когда он делает шаг ближе. Потом ещё один. И ещё один, пока он снова практически не прижимается ко мне.

Опасность!

Я моргаю изо всех сил, пытаясь сфокусироваться и придать своему голосу небрежность.

— Зачем ты привёл меня сюда, Чейз? Почему я не могу вернуться домой?

Мои слова — яркое напоминание о реальности. Его глаза почти мгновенно закрываются, и я оплакиваю потерю тепла в его взгляде. Когда он говорит, его голос совершенно спокоен:

— Нам нужно поговорить.

— О чём?