Дело Николя Ле Флока

Николя молча толкнул дверь и вошел в просторное помещение, поначалу показавшееся ему пустым, так мало в нем было мебели. Шкаф из светлого дерева, кушетка с тюфяком, покрытым стеганым одеялом из потертого дамаста, колченогий стол, дырявый плетеный стул и ширма из промасленной бумаги, отгораживающая туалетный столик с тазиком, составляли всю ветхую обстановку. Напротив двери располагалось окно, открытое, без сомнения, Бурдо, дабы изгнать разлитый в воздухе запах смерти. В углу взору предстало устрашающее зрелище; рухнувшее на спинку стоящего в углу стула тело в белой окровавленной рубашке, из спины которого торчало лезвие шпаги. Волосы убитого свисали слипшимися прядями, закрывая лицо.

Николя осторожно, словно собака, которую не пускает поводок, приблизился к жертве. Конец клинка блестел под левой лопаткой. Он внимательно оглядел испачканный кровью пол, стараясь запомнить каждую деталь. Изучил корешки расставленных на полке книг. На гвоздях висела одежда, внизу стояла пара сапог. Вновь склонившись к полу, он заметил на нем несколько царапин. Его внимание привлекли также рассеченные в нескольких местах обои в цветочек; разрезы были совсем свежие, из них на пол высыпалась штукатурка. Подойдя к телу, он взял его за руку: трупное окоченение еще не настало, значит, трагедия произошла всего несколько часов назад. После соответствующих подсчетов у него получилось, что время смерти молодого человека совпадало с визитом в дом Бальбастра. Он подозвал Бурдо и пристава. Высвободив из стула эфес шпаги, они вместе подняли тело и уложили его на бок: Николя решил не извлекать оружие до вскрытия. Увидев выражение ужаса, застывшее на юном, почти детском лице жертвы, и комиссар, и его помощники почувствовали себя не в своей тарелке. Внезапно Николя содрогнулся: в искаженных чертах несчастного он узнал одного из молодых людей, игравших в карты в тот злосчастный вечер в гостиной Жюли де Ластерье. Пока труп укладывали на носилки и выносили из комнаты, Николя зарисовал царапины на полу. Прежде чем покинуть помещение и наложить печати, они с инспектором обшарили его с пола до потолка. Впрочем, задача оказалась несложной — по причине скудости обстановки. Указав комиссару на сапоги, Бурдо выразил уверенность, что эта пара, принадлежавшая некогда Николя, перекочевала сюда с улицы Верней, откуда она таинственным образом исчезла во время известных всем печальных событий. Гвоздь, торчавший в одной из подметок, подтверждал его уверенность. Следовательно, царапины, оставленные на здешнем полу, имеют то же происхождение, что и царапины на полу комнаты Жюли.

Придя к такому выводу, оба сыщика покинули улицу Сен-Жюльен-ле-Повр. Прибыв в Шатле, Николя распорядился произвести вскрытие как можно скорее. Разумеется, ему было неловко снова прибегать к помощи Сансона и Семакгюса, но он не мог доверить столь важную для результатов расследования операцию тюремным хирургам, познания коих оставляли желать много лучшего. Сам Николя отправился на улицу Арп, в контору мэтра Тифена, нотариуса Жюли Ластерье, где обнаружил озадаченных клерков и заплаканную супругу нотариуса, со слезами сообщившую, что муж ее после визита незнакомого ей субъекта покидал в чемодан вещи, сел в карету и отбыл в Голландию. Правда, он оставил ей адрес своего банкира в Гааге, наказав ей писать на этот адрес до востребования и пообещав, что будет регулярно забирать поступившую на его имя корреспонденцию. Разочарованный и удрученный новым ударом судьбы, комиссар вернулся в дежурную часть, где нашел Рабуина, составлявшего отчет для Бурдо. Агент сообщил, что во время наблюдения за домом, где проживал господин дю Мен-Жиро — так звали погибшего молодого человека — никаких особенных событий не произошло. В дом входили только женщины из простонародья, они же и выходили из него. Единственно подозрительным субъектом оказался монах, который в дом, несомненно, вошел, но вот вышел ли он оттуда — Рабуин поручиться не мог.

— Из какого ордена? — спросил Николя.

— Похоже, капуцин, — ответил Рабуин. — Лицо его прикрывал капюшон.

— Дальше можете не рассказывать! — усмехнулся Бурдо. — Однако, Рабуин, им удалось провести даже такого хитреца, как ты!

Агент опустил голову.

— Потом, — продолжил он, — из дома вышел молодой человек со свертком под мышкой; я принял его за мальчишку из прачечной. Наконец час спустя появился известный мне господин Бальбастр. Он казался очень взволнованным и все время озирался по сторонам, словно боялся слежки.

— Он тебя видел?

— Никак нет, господин Николя. Он выскочил через пять или шесть минут, после того как зашел.

— У него было что-нибудь в руках?

— Какой-то сверток.

— А дальше?

— А дальше я решил, что надо бы за ним проследить. Он взял фиакр и поехал к себе, а живет он возле церкви Сен-Жерве. Дома он не задержался, вышел на улицу и быстро зашагал, на ходу читая письмо, которое он потом разорвал и выбросил на ветер.

— А ты не догадался подобрать клочки?

— О, я еще не научился бегать и подбирать бумажки одновременно!