Дело Николя Ле Флока

Выйдя из Большого Шатле, он направился к декану Гильдии королевских нотариусов. Поднявшийся ветер свистел меж речных берегов, разрывая плотную завесу тумана. Очищенные от туч квадратики неба сияли голубизной, словно над городом раскинулась огромная шахматная доска. Мэтр Бонтан, подобно многим старикам, наверняка вставал рано, но явиться к нему, когда он только что выбрался из кровати, Николя посчитал нарушением приличий. Чтобы не выглядеть излишне навязчивым, он, сдерживая свой порыв, медленно шел пешком, обдумывая предстоящую встречу и возлагая на нее большие ожидания. Под ногами хлюпала жидкая черная грязь, и он поздравил себя с тем, что не стал менять кавалерийские сапоги на башмаки. Пройдя набережные Бурбон, Межиссери и Эколь, он по улице Пули добрался до улицы Сент-Оноре. Впереди вырисовывались высокие дворцовые постройки с галереями, к ним вела улица Сен-Тома-дю-Лувр. Мэтр Бонтан проживал в зажиточном доме, расположенном напротив особняка Лонгвиль. В этом особняке, приобретенном Генеральным откупом, располагалось одно из управлений, занимавшихся сборами налогов. Сартин объяснил Николя, каким огромным влиянием в государстве обладает финансовая компания, именуемая Генеральным откупом, и как она скупает все больше и больше зданий. Лаборд утверждал, что если не остановить генеральных откупщиков, то вскоре вершителями судеб королевства станут семьсот управляющих этой компанией, а вовсе не король и его министры. Тридцать тысяч служащих прямо или косвенно зависели от Генерального откупа, работая на него по всему королевству. Николя с удивлением узнал, что управляющих в Генеральный откуп набирали по конкурсу, а потом заставляли их проходить определенную подготовку, дабы они могли исполнять свои обязанности вплоть до самой старости. Служащие Откупа получали пенсию, гарантированную специально созданным для этого фондом, вкладчиками которого являлись как служащие, так и компания[42]. Народ не переставал возмущаться растущей властью откупщиков, считая их ответственными за налоговое бремя и суровые времена.

Войдя в контору, комиссар с удовлетворением отметил, что не забыл засунуть за обшлаг рукава рекомендательное письмо Ноблекура. Пока он лавировал между столов, в нем оживали воспоминания о годах юности, проведенных в нотариальной конторе в Ренне, где также пахло чернилами, пергаментом и плесенью, а молодые люди с нездоровым цветом лица, обливаясь потом, целыми днями скрипели перьями по бумаге, изготовляя копии для нотариального заверения. При его появлении несколько подростков робко подняли головы и повернулись в его сторону; глядя на них, он вспомнил себя в далеком прошлом. По мере того, как он поднимался по лестнице, едкий запах кошачьей мочи все сильнее ударял ему в нос и наконец стал настолько нестерпим, что ему пришлось прибегнуть к проверенному средству — понюшке табаку, спасавшей полицейских от запахов разложения во время вскрытий в подвалах мертвецкой. На втором этаже его встретил почтенного возраста лакей, одетый в черное, с круглым плоеным воротником, сменившим от многочисленных стирок белый цвет на серый.

Жилище мэтра оказалось просторным, мрачным и запыленным. Едва он вошел, как изо всех углов к нему устремились десятки кошек и принялись обнюхивать его, не давая двигаться дальше. Одни ластились к нему, другие, недоверчивые, держались на расстоянии и лишь шипели, недовольные вторжением незнакомца. Аккуратно, чтобы не наступить на чей-либо хвост, он прошел в прихожую, обставленную высокими шкафами из почерневшего дуба, бывшими в моде более полутора веков назад; тисненая кожа на стенах как нельзя лучше гармонировала со старинными шкафами. Николя провели в библиотеку, служившую одновременно рабочим кабинетом; на расставленных вдоль стен этажерках высились старинные фолианты. Помещение освещал большой церковный светильник; запах дешевого воска соперничал с ароматом кошачьей мочи.

В готическом стуле с высокой спинкой, устроившись среди подушек, сидел крошечный, закутанный в меха человечек с лысой головой и беззубым ртом. Глаза его за толстыми увеличительными стеклами очков взирали на посетителя с плохо скрываемой яростью. Из-под меха, из каждой складки, выглядывали кошачьи морды; рассмотрев посетителя, любопытные зверьки вновь исчезали в складках одежды своего хозяина.

— С какой целью вы нарушили мой покой? — спросил скрипучий голос.

— Мэтр — проговорил Николя, — ваш друг, господин де Ноблекур, поручил мне передать вам эту записку.

Он шагнул к нотариусу, и тут же огромный черный кот метнулся к нему навстречу и, ощерив пасть и вздыбив шерсть, зарычал; его изогнутый хвост плавно выгибался, напоминая рассерженную змею.

— Успокойся, Аякс, хороший котик!

С оскорбленным видом кот медленно ретировался. Нотариус взял письмо и принялся его читать.

— Старый разбойник вспоминает, что я еще жив, только когда ему от меня что-то нужно! — проворчал он. — Ладно, я буду паинькой и исполню его прихоть. Говорите, что вам угодно? Да садитесь же!