Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя

На площади, носящей имя Брежнева, стояла толпа молодых ребят и девушек человек в триста. Над толпой были лозунги на русском языке: «Каждому народу своего вождя!» Перед трибуной и вдоль нее виднелась редкая цепочка милиционеров. Среди снующих по площади людей я заметил председателя КГБ Мирошника и министра внутренних дел Князева. У всех на лицах растерянность, потому что ни на какие уговоры и просьбы разойтись молодежь не реагировала. В это время со стороны улицы Мира им навстречу двинулась еще одна толпа молодежи. Последовала краткая команда, и работники милиции, растянувшись цепью, попытались преградить им дорогу. Из толпы, стоящей на площади, и той, которая намеревалась соединиться с ней, раздались крики. Люди ринулись навстречу друг другу. В считаные секунды милиционеры были смяты. Тех, кто упал, топтали ногами бегущие. Раздавались призывы на казахском языке. Кто-то кричал по-русски: «Не давайте им спровоцировать нас!»

Обстановка накалялась, и по мере увеличения количества митингующих на площадь прибывали также многочисленные группы моложавых, подтянутых парней в гражданском – как мы догадались, переодетых офицеров КГБ и милиции. Прямо к трибуне подогнали УАЗ. Там разве что не билась в истерике одна девушка, и парни сумели вытеснить ее из толпы и пытались усадить в автомашину. Она отчаянно что-то кричала и вырывалась. Вдруг на работников КГБ набросилась очень уж хорошо одетая женщина и отбила у них задержанную. Я увидел изумленное лицо Мызникова.

– Боже! Это же секретарь обкома по идеологии!

Заработали громкоговорящие установки. Молодежь уговаривали разойтись и к 15 часам собраться на другой площади, у здания Совета министров.

Реакции не последовало.

К 11 часам на площадь привезли руководителей и преподавателей алма-атинских вузов. Разговаривали они на родном языке, но и без перевода было понятно: действия студентов они одобряют. Заметили мы также в толпе людей, команды которых студенты беспрекословно выполняли. К 12 часам толпа разделилась на две части. Одна колонной двинулась по улицам, другая рассеялась на мелкие группы. Через полчаса поступила информация о том, что они буквально штурмуют общежития, призывая других студентов присоединяться к ним.

Площадь очистилась, но ненадолго. Через несколько часов уже многотысячная толпа вновь собралась у здания ЦК.

Сегодня алма-атинские события получили совсем иную оценку в Казахстане. Поэтому расскажу только о том, что видел сам. Около часа следовали мы на служебной автомашине за колонной демонстрантов, проследовавшей с площади на улицы города. С собой у меня был фотоаппарат, и на имеющихся фотоснимках хорошо видно, как по бокам колонну с палками и прутьями в руках охраняют молодые ребята крепкого телосложения. А ведь это было только утро 17 декабря 1986 года.

К тому времени милиция стягивала силы на площадь. Демонстрантам никто не угрожал, тем более никто не применял к ним насилия.

В следующий раз мы с Мызниковым приехали на площадь в самый разгар второй стадии митинга. Водитель Мызникова был крайне напуган происходящим и все время уговаривал нас уехать от греха подальше. Мы же очень рассчитывали на получение свежей информации от прокурора республики Елемисова.

К тому времени толпа молодежи выросла до трех-четырех тысяч человек. Агрессивность была высокой. С трибуны с ними пытались вести диалог Назарбаев, заместитель министра внутренних дел Басаров, Елемисов. Требование митингующих одно – проведение повторного пленума. При движении в сторону трибуны запомнилась сценка с участием группы казахов и русского парня.

– Слушайте, ребята, нас, русских, здесь больше половины, но не кричали же мы два десятка лет: «Долой казаха Кунаева!» Ну, избрали сейчас русского, что изменилось? Мы же все вместе живем на одной земле, в Советском Союзе.

В ответ кто-то гордо доказывал свое, большинство отвечало угрюмым молчанием.

Митинг продолжался, а на трибуне высокорангированные руководители пытались унять страсти все более и более бушующей толпы. В это время мы заметили, что по ступенькам на трибуну взбирается молодая женщина с девочкой лет семи. Подумали: чья-то мать хочет призвать к благоразумию сына или дочь и их товарищей. Она же, подняв девочку на руках, выкрикивала что-то на казахском языке. Перевод криков Нуркеновой (такой была ее фамилия) нас, признаться, озадачил: «Не допустим возрождения 37-го года!.. Они мучили меня в своих застенках!.. Не позволим русским руководить нами!» и т. д. Получалось, что она пережила репрессии задолго до своего рождения.

Толпа отвечала возмущенным ревом. Около 17 часов митингующие попытались прорвать оцепление и двинуться к зданию ЦК. Работники милиции стояли спокойно, сцепив руки. Я же вдруг понял, что сдержать митингующих они не смогут, и тогда… Честно говоря, стало страшно. Бежать можно было только в одном направлении, по обледеневшим ступеням мраморных лестниц, но мы с Мызниковым понимали, что так далеко не убежишь. Посмотрел на коллегу. Он был белее самой белой из стен.

– Уходим, – коротко бросил Аркадий Дмитриевич.