Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя

Новым генеральным прокурором назначили Александра Яковлевича Сухарева. Он был известен в кругу юристов как крупный ученый. Человек мягкий, добрый, но, с точки зрения многих, слабовольный. О прокурорской деятельности он был осведомлен сугубо теоретически, и в аппарате это почувствовали сразу. К руководству прокуратурой пришел непрофессионал, взваливший на себя непосильную ношу обуздать Гдляна и иже с ним.

В ответ на Первой Всесоюзной партконференции с подачи Гдляна и Иванова главный редактор журнала «Огонек» Коротич заявил о том, что в зале находятся делегаты-взяточники, которых по указанию ЦК КПСС покрывают в Прокуратуре СССР. Горбачев попал в крайне щекотливое положение, ибо о материалах следствия по этим лицам ему докладывали. Должного реагирования на это заявление не последовало, а действия следователей расценили как откровенный выпад против режима.

Это были не первые серьезные неприятности для Горбачева. Работники правоохранительных органов хорошо помнили не совсем понятные кадровые перемещения середины 80-х. Совершенно неожиданно КГБ СССР возглавил выходец с Украины Федорчук. Поговаривали, что своей суровостью он в Киеве довел до самоубийства сына. Так это или не так, но с его приходом обстановка в чекистской среде коренным образом изменилась. Впрочем, ненадолго, ибо после падения и последующего самоубийства Щелокова Федорчук возглавил Министерство внутренних дел страны. Началась беспрецедентная кадровая чистка милиции. Тысячи сотрудников, в том числе центрального аппарата, выводились за штаты. Многих увольняли, других отправляли в ссылку в разные регионы страны с понижением. Кое-кто оказался за решеткой. Им на смену приходили кадровые сотрудники КГБ, остававшиеся, как ни странно, в штатах своего ведомства. Так, например, ОБХСС Москвы возглавил небезызвестный генерал Стерлигов. Стало разворачиваться дело Трегубова, Соколова и других работников торговли столицы.

Борьба с коррупцией, а если быть точным, видимость борьбы набирала темпы. Минрыбхозовское и сочинско-краснодарское дела в одном из ответвлений привели следователей в Ставропольский край. Арестовали ряд известных воротил теневого бизнеса и через них вышли на ответственных работников Министерства легкой промышленности РСФСР. На скамью подсудимых они пошли во главе с министром Кондратьковым. Кстати, расследовал это дело все тот же Нагорнюк.

Тогда же на двух показаниях о даче взяток арестовали руководителя Кисловодского треста ресторанов легендарного Лобжанидзе.

Фамилия Лобжанидзе всплыла перед нами после ареста заместителя министра торговли РСФСР Лукьянова. На него вышли через сочинских торговцев. Он и заместитель начальника Главкурортторга Гончаров дали показания о получении взяток от Лобжанидзе. Вообще, таких эпизодов у нас были сотни, и на двух показаниях мы никого не арестовали. Здесь же Каракозов почему-то загорелся. Лобжанидзе вызвали в Москву.

Лукьянова, вменив эпизоды получения взяток от Лобжанидзе, решили предать суду по делу бывшего второго секретаря Сочинского горкома партии Тарановского. Его расследовал Сергей Михайлович Громов. Правой рукой его в деле был Сашин. Бывший старший следователь прокуратуры Москвы, он имел в столице квартиру, забронировал ее и уехал на Камчатку. Работа в следственной группе Прокуратуры СССР и командировка домой в Москву его вполне устраивала, так как получал он двойную зарплату в виде северных надбавок.

Лобжанидзе допросили. Факты дачи взяток он категорически отрицал. За ним установили наружное наблюдение и вскоре зафиксировали, как после выхода из следственной части он встретился с несколькими первыми секретарями горкомов из Ставрополья. Они пошли на Старую площадь и поднялись в кабинет к Горбачеву – тогда секретарю ЦК КПСС по сельскому хозяйству. После этой встречи Лобжанидзе скрылся. Ситуация в общем-то обычная по нашим делам, тем более еще раз подчеркиваю – материалов для ареста Лобжанидзе было явно недостаточно. Но тут все пошло по-другому. Объявили его розыск, дали санкцию на арест. Все как всегда, но необычным было то, с какой активностью МВД СССР взялось за розыск Лобжанидзе. Его фотографиями как особо опасного преступника (это за два-то эпизода дачи взяток!) оклеили все райотделы милиции.

Через год или чуть больше Лобжанидзе, решившего посетить столицу, взяли в Сандуновских банях, куда он пришел попариться. Это говорило о небывалой активности МВД в его розыске. Уже тогда я знал, что Сашин с первых допросов стал «колоть» Лобжанидзе на Горбачева. Более того, он разработал план, как развернуть дело по Ставропольскому краю. В этот план посвятил меня Каракозов и спросил мое мнение о его реализации.

– Вы шутите, Герман Петрович. Разве нам мало Краснодарского фронта? Вы хотите открыть второй в Ставрополье?

Каракозов помолчал. Затем произнес: «Я подумаю».

Как «думал» Герман Петрович, не знаю, но Сашин выехал в Ставрополье с группой следователей. «Накопать» на Лобжанидзе он смог только эпизоды злоупотребления служебным положением.