В Москве доклад по делу Мамедова выслушал Найденов в присутствии нескольких признанных в стране корифеев следствия. Мнение было единодушным – дело подлежит прекращению за отсутствием в действиях Мамедова состава преступления. Соответствующее постановление я подготовил и по указанию Виктора Васильевича направил в Азербайджан на имя Заманова.
На следующий день меня пригласил к себе занимавший в то время должность начальника следственной части Прокуратуры СССР Алексей Владимирович Бутурлин.
– Есть указание Найденова включить вас в состав следственной группы, расследующей дело по Министерству рыбного хозяйства.
– Я это понимаю, но не решен вопрос о моем переводе в Киев. Я в подвешенном состоянии: уже не запорожец и еще не киевлянин.
Бутурлин улыбнулся, подошел к сейфу, взял оттуда какие-то бумаги и положил перед собой.
– Скажу вам откровенно: азербайджанская эпопея еще не закончилась и не тешьте себя надеждами. Нужно дождаться реакции Алиева на ваше постановление. И еще: когда вам обещали квартиру в Киеве?
– В июне – июле.
– А сейчас какой месяц?
– Октябрь.
– Ну и где же должность и жилье?
Я подавленно молчал.
– Так вот, Владимир Иванович. Я передаю вам предложение Найденова, и мы его разделяем: перейти на работу к нам. Как вы на это смотрите?
Я растерялся. Такой поворот событий был для меня несколько неожиданным.
– В общем-то не знаю. Ведь есть согласие и договоренность на Украине.
– Как я понимаю, там ведут с нами, а тем более с вами тактическую игру. Чтобы у вас не было колебаний, возьмите документы на квартиру, которую мы вам выделяем в Москве. Если решитесь, я жду ответ завтра.
Первое, что я сделал после ухода от Бутурлина, это стал звонить в Киев, хотя решение фактически принял, ибо в руках у меня были документы на отличную квартиру в столице. Встречный вопрос был, как и прежде, дипломатическим: как мое азербайджанское дело? Дать ответ на него я при всем желании не мог.
Прошел примерно месяц. Я все еще оставался прокурором-криминалистом прокуратуры Запорожской области. В один из дней меня вызвал к себе Лодысев. Выглядел он несколько испуганным.
– Ты знаешь, Найденов в ЦК встречался с Алиевым. Он очень тобой недоволен.
– Вот как?
Мне в очередной раз демонстрировали уроки придворной дипломатии.
– Соберем совещание и еще раз обсудим, насколько правильна оценка действий Гамбоя по эпизоду с Гаджиевым, – сказал Лодысев.
Все те же лица, все тот же вопрос, но только оценку ему давали прямо противоположную. Мамедов, конечно, злоупотребил служебным положением, и его действиями причинен существенный ущерб государственным интересам, так как от уголовной ответственности незаконно освободили взяточника. Дело, конечно, нужно прекратить, но признав Мамедова виновным. Как ни грустно это признавать, но нам диктовали свою волю сильные мира сего.
Пройдут годы. Мамедов будет безуспешно обивать пороги КПК[23]
при ЦК КПСС, добиваясь восстановления в партии. В стране переменится климат, и новый генеральный прокурор СССР Александр Михайлович Рекунков даст указание о возобновлении следствия по делу Гамбоя Мамедова. Доследовать там было нечего, и поэтому Рекунков скажет:– Если мы прокуроров, пусть даже за ошибочные решения при оценке доказательств в отношении знакомых, будем признавать преступниками, у нас работать будет некому.
У меня попытаются выяснить, кто «надавил» на меня в 1979 году. Ответить я не смогу. Все играли тогда свои роли в очередном спектакле на заданную тему. Все были маленькими винтиками в политических играх и за место на солнечном Олимпе.
Дело Гамбоя Мамедова прекратят по реабилитирующим основаниям, но еще какое-то время в КПК будут сопротивляться, не желая отменять ранее принятое решение по его исключению из КПСС. Потом Гамбоя Алескеровича все же восстановят в партии, и он во весь голос заговорит о попранной в годы застоя чести, и поддержит его республиканская и союзная печать. Но еще позже Гейдар Алиевич Алиев будет избран народным депутатом Азербайджана и тон критики в его адрес на страницах той же печати несколько сместит акценты в другую сторону. Жизнь меняется, жизнь продолжается. Сегодня Гейдар Алиевич Алиев президент независимого Азербайджана.
Полугодовая командировка в солнечную республику была не последней. В 1987 году из Алма-Аты пришлось спецрейсом срочно добираться до Баку, а затем до Сумгаита. В городе горели дома, войсковые подразделения проводили зачистки, местный горотдел был забит задержанными участниками массовых беспорядков. Трупы убитых вывозили с улиц и из жилых домов.
Кровавый Сумгаит
Лето 1979 года. С присущим азербайджанцам гостеприимством мои местные коллеги устроили традиционное вечернее застолье в одном из многочисленных ресторанчиков на окраине Баку. Меня пригласил сосед по номеру в гостинице – следователь по особо важным делам Эльман Агаев. Сам он – уроженец Физулинского района, то есть фактически Нагорно-Карабахской автономной области (НКАО). Я был у него в гостях. Большая дружная семья, родители прекрасные, добрые люди.