Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя

Но ведь все это было! Было. И назвать происходившее частным случаем, право, смешно.

Потерпевшие – вчерашние задержанные – шли с жалобами на Петровку, в районные и городскую прокуратуры, в советские и партийные органы. Их внимательно выслушивали и обещали разобраться… Но дальше была глухая стена.

Когда работники нашей следственной группы изымали документы в одном из райкомов партии, инструктор со злобой сказал:

– Передайте вашему руководителю, этому новоявленному москвичу, что рога мы ему быстро обломаем – и не таких здесь видели…

В безнаказанности были уверены и исполнители, и их покровители самого разного ранга. Ведь что могли предъявить потерпевшие? Разве только свои доводы, а иногда следы избиений на лице и теле. Против них выступал в полном составе постовой наряд, и представлялись липовые документы, истинность которых никто не ставил под сомнение. Даже в прокуратуре разводили руками: «Понимаете, мы вам верим, но тут ничего не докажешь…» А хотели ли доказывать?

Доходили даже до такого, что директора одного из московских заводов задержали абсолютно трезвым, а когда он стал возмущаться, обвинили в злоупотреблении спиртным. Сфабрикованные об этом документы направили в партийные органы. На бюро райкома директор клялся и божился, что все написанное на бумаге – ложь. Тогда первый секретарь сказал:

– Товарищи, мы знаем его много лет и в употреблении спиртного не замечали. Но ведь органы не врут. Я вношу такое предложение: давайте оставим этот вопрос без рассмотрения.

Грязное пятно с человека было смыто только при расследовании уголовного дела об убийстве Афанасьева. Другим везло меньше. Иногда спиртное насильно вливали в рот задержанного, и тогда все было в полном ажуре.

В фальсификации документов доходило до абсурда, до смешного. Так, слегка подвыпившего рабочего Л. задержали на станции метро «Щукинская» и предложили пройти в комнату милиции. Дом его был рядом, и он просил дать ему возможность покинуть метро. Не подчиняешься? Здесь же, на перроне, резкий удар кулаком – и зуба как не бывало. Вот незадача! Жалующийся гражданин с выбитыми зубами – это серьезно. Да и заключение судебно-медицинского эксперта будет однозначным. Где выход? Его нашли.

Первое: обвинили Л. в том, что он на перроне отправлял естественные надобности (это на «Щукинской», ярко освещенной, многолюдной и хорошо просматривающейся со всех сторон платформе!). Второе: командир взвода офицер Петрук написал рапорт следующего содержания: «Пьяному гражданину Куликов (то есть постовой милиционер) предложил пройти с ним в комнату милиции, но он почему-то стал от него увертываться и махать руками. В это время к ним подошел я и спросил, в чем дело, почему он не выполняет требования милиционера. Неизвестный сказал, что «счас дорву зуб и пойду», и полез руками в рот. Я ему сказал, что этого не нужно делать. Неизвестный гражданин никаких жалоб не предъявлял, а все ковырял во рту, в результате чего измазал губы в крови».

Смешно и грустно. Должностные лица принимали за истину подобную чушь.

За год до убийства Афанасьева ранним утром недалеко от станции метро «Ждановская» обнаружили труп ограбленного и избитого мужчины. Оказывая сопротивление убийцам, он оторвал у одного из них пуговицу. Она осталась в его руке. Это была пуговица от милицейского мундира. Такие преступления быстро раскрываются по горячим следам, тем более что присутствовавший при осмотре офицер 5-го отделения вспомнил, как вечером отстранил от дежурства двух пьяных постовых.

Преступников подняли прямо с постели и в течение двух дней возили по инстанциям, примеряя пуговицу к остаткам ниток на мундире. Экспертиза, как говорят, была излишней. Да и сами убийцы не отрицали, что совершили это преступление. Они ждали возмездия.

Им объявили: «Вы уволены!» И все! В возбуждении уголовного дела по этому очевидному факту совершения особо тяжкого преступления отказали, материалы проверки уничтожили. И сделали это не подчиненные Барышева, а работники территориального отдела милиции. Мало того, производившие осмотр места происшествия представители районной прокуратуры, отлично знавшие, что к чему, стыдливо промолчали. Какой же властью нужно было обладать, чтобы заставить десятки должностных лиц бояться за себя и поступать таким образом? А ведь речь всего лишь о разоблачении двух негодяев. Ни связями, ни высокими покровителями они не обладали. Самой весомой защитой для них оказался милицейский мундир, который и проносили-то они около года после демобилизации из армии.

Безнаказанность развращала личный состав. В круг преступлений втягивались все новые и новые лица. Те, кто стремился жить и работать честно, твердо усвоили тактику нейтралитета: ни во что не вмешиваться и о том, что знают, помалкивать. Именно так можно было гарантировать себе более или менее спокойную жизнь.

Они жили спокойно, пока не прорвало. Как тогда, так и сегодня многое остается по-прежнему. Прошлое ничему не учит.