Дело о бездонном омуте

Корсаков очень быстро понял, что его представления об использовании водолазных костюмов оказались излишне оптимистичными. Костюм оказался отечественной версией «трехболтовки» Августа Зибе2, дополнительно доработанной Коростылевым. У Владимира ушло несколько часов, чтобы приноровиться к хождению в костюме, который он для себя прозвал «железной девой», в честь знаменитого пыточного приспособления. Снаряжение было чертовски тяжелым – от ботинок до медной грудной пластины и шлема. Внутри костюм вообще представлял собой парилку. Видимость сквозь смотровые стекла оставалась крайне ограниченной. На мгновение Корсаков малодушно приготовился отказаться от идеи погружения – при встрече с неведомым обитателем озера в этом неуклюжем приспособлении он окажется практически беспомощным. Но Владимир все-таки не позволил себе передумать.

Отчасти виной был азарт – он не мог отказать себе в удовольствии раскрыть тайну озера, особенно после того, как неизвестное существо нагло влезло в его сны. Но также Корсаков переживал за Наталью – Владимир с детства следовал максиме «Дам в беде не оставляют». И он уж точно не собирался нарушать свои правила на этот раз.

Поддерживаемый выделенными Федором слугами Владимир ступил в воды Глубокого озера. Когда уровень дошел до горла, помощники отступили и дальше Корсакову пришлось рассчитывать только на себя. Владимир захватил еще один гарпун (хотя Николаю, судя по всему, орудие не помогло) и теперь использовал его, как посох, чтобы не упасть. Вскоре вода накрыла его с головой, забрав с собой все звуки, кроме собственного тяжелого дыхания. В свете дня озеро действительно оказалось чистым и прозрачным, а лучи солнца прилично освещали дно. Для погружения Корсаков выбрал тот же участок, что и Коростылев. Вскоре показалась первая вешка, оставленная предшественником. В отличие от Николая, у Владимира не осталось собеседников на берегу – говорильный шнур для его костюма предусмотрен не был, да и кому, кроме Федора его доверить? А камердинер неотлучно нес дежурство у хозяйских дверей.

Вскоре дно резко ушло вниз. Вцепившись мертвой хваткой в посох-гарпун, Корсаков начал спускаться, стараясь не терять из виду следующих вешек. Чем дальше он шел, тем меньше света становилось вокруг. Оставалось полагаться только на ненадежную лампу Кабриоля, которая, как и его костюм, сообщалась шлангом с берегом, чтобы получать достаточно воздуха для горения. Вешки теперь встречались реже. Если первые вбивались с силой и стояли ровно, то здесь внимание Коростылева начало рассеиваться. Длинные спицы покосились, некоторые пришлось даже искать у самого дна.

Хотя вокруг не происходило ничего из ряда вон выходящего, Корсаков чувствовал, как темнота и звук собственного участившегося дыхания начинают давить на него. Сложно было сохранять спокойствие, понимая, что если, не дай Бог, что-то повредит дыхательный шнур, он останется на глубине без воздуха, неспособный даже снять тяжеленный костюм.

А потом он увидел движение.

Где-то на краю круга света от лампы мелькнуло что-то шустрое. Трудноразличимое.

Корсаков остановился. Дно здесь начало выравниваться, поэтому он перестал использовать гарпун в качестве посоха и направил его острие в сторону, где ему почудилось шевеление.

Однако в следующий раз силуэт мелькнул уже слева. Корсаков отшатнулся назад, чудом сохранив равновесие. А в следующий момент ему в спину врезалось нечто тяжелое, отчего Владимир все-таки качнулся вперед. Он тщетно пытался нащупать точку опоры, но что-то острое впилось ему в предплечья и потащило вперед. Владимиру пришлось выпустить из рук фонарь, чтобы не потерять гарпун. Он отчаянно боролся, пытаясь сбросить с себя тварь, утаскивающую его в пучину. Внезапно движение резко остановилось – так резко, что если бы не громоздкий костюм, Корсаков сложился бы пополам. «Лебедка», – понял он. Длина лебедки и, соответственно, дыхательного шнура закончилась. Невидимое в темноте существо, однако, не успокоилось, и несколько раз рвануло его вперед. На третий или четвертый раз треснул дыхательный шнур, отчего в шлем ворвалась озерная вода. Владимир в ужасе бултыхался на глубине, но результатов его действия не принесли. Тяжесть существа на спине сместилась, а затем резко лопнула струна, удерживающая его на связи с землей. Тварь вновь рванула его вперед.

Корсаков чувствовал себя добычей в когтях орла. От ужаса хотелось кричать, но усилием воли он поборол этот инстинкт. В шлем продолжала заливаться вода, поэтому Владимиру приходилось экономить каждый оставшийся вдох. Ему удалось несколько раз взмахнуть гарпуном, целя за спину, но тщетно.

Вдруг давление воды ослабло. Его все еще окружала полная темнота, но судя по появившимся звукам и резко потяжелевшему костюму, его вытащили на какое-то подобие суши.