Дело о бюловском звере

Отставил чашку, глянул на аккуратный по-немецки рядок банок и мешочков с травами. Потянул носом, прикрыл глаза, замер. И позабыл, что же его так заинтересовало.

— Пора, пора, — выдохнул он. — Надо спешить, а не то действие вашего волшебного снадобья закончится, а я не успею произвести на нового заведующего должного впечатления. Пора.

На улице было по-осеннему пасмурно, небо затянули низкие тучи, но Иноземцеву казалось, что улицы светятся, сквозь плотную плеву облаков проникают лучи солнца и даже греют. Он торопливо шагал, то сжимая, то разжимая кулак в кармане. Может, сегодня снять повязку? Да спрашивать никого не нужно: сам себе доктор — вели, и снимут.

В больнице было непривычно шумно и оживленно, в поперечном флигеле на втором этаже и того пуще. Сиделки, сестры милосердия, фельдшерицы носились туда-сюда. Студенты ходили толпами, хохоча и нисколько не заботясь о больничном порядке.

Сослуживцы встречали Иноземцева изумленными возгласами, жали руку — искренне радовались выздоровлению.

Поулыбался направо и налево, забежал в докторскую. Нырнул в халат под щебетание совсем юной сестры милосердия Танюши, водрузил на макушку белую шапочку и устремился на осмотр.

— А к Алексею Алексеичу в V отделение не заглянете прежде? — догнала его Таня. — Вот он обрадуется! Нынче столько больных — все койки в обоих отделениях заняты. А еще эти студенты и курсисты повсюду. Алексей Алексеич операции проводит, учит всех. Сейчас Сергей Осипыч операционную готовить пойдет — будут новый нос Вишняковой приделывать, представляете? Каково, а! Новый нос!

— Это ринопластика называется, Татьяна. Пора бы уже знать, полгода у нас работаете, — бросил через плечо Иноземцев. И тут же остановился: — Вы липкую ленту взяли? — Глянул на поднос, который она держала, снова зашагал вперед. — А что Лукьянов… ему поручили операционную готовить?

— Сергею Осиповичу? Да, он на хорошем счету у заведующего доктора. А давайте мы сейчас пару палат оббежим и к ним пойдем?

— Вы же сами сказали: палаты переполнены. Вон штатные ординаторы зашиваются. Константин Павлович меня взглядом едва насквозь не просверлил. Да, и сегодня хочу гипсовую повязку снять. Надоела, мочи нет таскать гипсовую глыбу. И плечо ноет. Словом, недосуг.

И вошел в палату. Внезапно ощутив небывалый прилив энергии, стал проводить осмотры с таким самозабвением, что сам себе дивился. Усердно обрабатывал раны, штопал, Таню оставил совершенно без дела. Та топталась у него за спиной, поглядывая то за правое его плечо, то за левое.

— Дайте же я перевяжу, — бормотала она. — Дайте мне инъекцию самой сделать.

— Не мешай, — отмахивался он. — Лучше подай зонд. И сбегай за полукруглой иглой.

Оперировал прямо на койках, само собой, к неудовольствию сестер милосердия, которым приходилось ходить во двор в кладовые за свежими матрасами, относить перепачканное белье в прачечную, перестилать постели и отмывать полы. Иноземцев принимался горячо с ними спорить, втолковывая, что за больными убирать — их обязанность, и ничего с этим не поделаешь, а операционная занята, абсцесс требовал прокола.

— Разве ж я виноват, что больные после операций не желают выздоравливать, — бормотал он, осматривая пациента с extirpatio patellae. — Поглядите, начинается гангрена. Его бы в гангренозное перевести, но будет ли от того прок, если там так же сыро и воздух такой же спертый, как здесь? А вы не хотите полы мыть, а?

Помял пальцем почерневшее колено пациента, задумался. Как же нехорошо, что больница стоит на воде! От Фонтанки и Введенки несет сыростью, а от плесени у больных гниют раны. Неужто в самом деле нет средства избавиться от грибка, который здесь всюду: на стенах палат, в лаборатории, даже в операционной? Хоть топи круглый год. Но от печек дымно, а из-за гари зимой нечем дышать. И окна не открыть — рамы замерзают.

Вдруг он вскочил, приставил табурет к стене и под изумленными взглядами больных и сестер стал рассматривать почерневший угол.

— Татьяна Степановна, будьте любезны подать шпатель и тряпицу.

Соскоблил лопаточкой плесень в отрез бинта, аккуратно сложил несколько раз, сунул в карман халата. Спрыгнул на пол, поправил очки и вернул шпатель на поднос к использованным инструментам.

Тут в коридоре возбужденно загалдели.

— Студенты, — встрепенулась Татьяна. — Идемте скорее, хоть одним глазком глянем. Пожалуйста, голубчик Иван Несторович!

Он вымученно улыбнулся: не расслышал. А ведь палатная плесень, которая утяжеляет процесс заживления хирургических ран и способствует развитию гангрены, может быть использована для регенерации клеток. Если есть организмы, способствующие образованию гнили, значит, есть и те, что стимулируют сопротивление гниению. Бактерии! Возбудители чумы, сибирской язвы. Брожение с дрожжами прекращается при стерилизации… Но стерилизация убивает патогенные бактерии, а значит, убивает и микробы, которые отвечают за выздоровление. Карболовая кислота, хлорная известь, камфарный спирт и нитрат серебра — мертвые антисептики. Как было бы чудесно, если бы антисептиком стала живая клетка.