Дело о бюловском звере

Расстроенный Иноземцев до самого вечера промаялся, будто сам не свой. Разумеется, после этой невообразимой выходки в операционной из больницы его попросят…

Пробрался в лабораторию, уже давно принадлежащую не ему одному, уселся на подоконник, вздохнул, сунул руки в карманы. Пальцы наткнулись на нечто — ах, сложенная тряпица и соскобленная со стены плесень! Тотчас просияв, как ребенок, и позабыв о горе, Иноземцев взялся за микроскоп, давно без него пылящийся в углу.

После произведенной операции во флигеле сразу стало тихо. Студенты ушли, ушел и заведующий, оставив отделение на попечение штатных докторов, Лукьянова и двух сестер милосердия. В лабораторию порой заглядывали, но, увидев занятого у прибора Иноземцева, тихо покидали ее. Раз заглянул старший ординатор — попросить Ивана Несторовича остаться сегодня на ночь вместо него. Тот кивнул, внутренне обрадовавшись, что не придется плестись домой на Введенку.

Являлась и Таня, звала на ужин в буфетную. Но Иноземцев и головы не поднял, пробубнив: «Занят я, занят!»

И не сразу заметил, как наступила ночь.

Вдруг тишину больничного двора прорезал жалобный стон, крики и девчачий визг. Потом затопали и захлопали уже в коридоре. Дверь распахнулась, влетела Таня.

— Ой, Иван Несторович, там такой случай. Вы из хирургов один остались на всю больницу. Его сюда несут.

— Какой случай?

— Укушенный, Иван Несторович… да нет, просто растерзанный, — задыхалась Таня. — Его в справочной конторе не принимали. Дежурный доктор говорит, без толку — от такого не выживают. Некое чудище весь бок оттяпало. А потом еще и чуть с носилок не уронили, пока через двор несли. Я так напугалась!

Иноземцеву показалось, что он ослышался. Укушенный? Уже второй месяц эти укушенные, повешенные, полусъеденные всюду мерещатся.

— С ним был кто?

— Никого не было. Извозчик привез, говорит, какой-то паренек обнаружил на обочине, помог в дрожки перенести, денег на дорогу дал и ушел.

— Пойдемте, поглядим, — поднялся Иноземцев, стараясь не выдать дрожи в руках и голосе.

Тем временем в операционную внесли не то мещанина, не то чернорабочего. Изодранная домотканая чуйка, коленкоровая рубаха свисали клочьями, будто огромная, чуть не львиная лапа прошлась не раз, оставив ровные борозды от когтей. Но самое страшное — оголенный кусок мяса и свисавшие с правого бока петли кишок. Несчастный стонал, хрипел, вскрикивал, рана пульсировала кровью.

Иноземцев встал точно вкопанный. Перед глазами возникли картинки из прошлого, в ушах вдруг совершенно отчетливо зазвенел тот неповторимый дьявольский хохот, что издавал пятнистый круглоухий зверь. Чмокающая, лязгающая пасть сомкнулась и разомкнулась у лица ординатора, мохнатые лапы уперлись в грудь.

— Что скажете, Иван Несторович? — вывел из туманного кошмара голос фельдшера — тот всем телом налегал на плечи больного, метавшегося на операционном столе, как на жертвеннике. Таня удерживала лодыжки. Оба с ожиданием глядели на Иноземцева. — Пациент в возрасте, может долго и не протянуть.

— Несите хлороформ, — проронил доктор.

Тут сознание Иноземцева внезапно очнулось. Этого несчастного надо непременно воскресить! Ведь он только что повстречался с гиеной генераловой воспитанницы. Сестра милосердия кинулась в аптеку. А Иноземцев вдруг принялся хлестать раненого по щекам.

— Прошу вас, ответьте, кто на вас напал? Это важно. Был ли кто рядом с этим зверем? Как он выглядел? — Фельдшер недоуменно глядел, как пытал больного ординатор — мечущегося и бессвязно стонущего.

Иноземцев выругался, распотрошил одежду вокруг раны.

— Раздеть, закрепить ремнями. — И метнулся к умывальнику.

Когда анестезия была произведена, перетянул лигатурой сосуды, вернул на место петли кишечника и попробовал соединить рваные края кожи корнцангом. Похожая на неправильную звезду рана сошлась лишь отчасти, в центре осталась зияющая дыра. Очевидно, животное вонзило зубы в бок и принялось терзать из стороны в сторону. Благодаря одежде и сальнику в дюйм толщиной, зубы не коснулись кишок и других органов.

В памяти ординатора вдруг всплыл нос Вишняковой. А не прибегнуть ли к трансплантации кожи?

— Татьяна Степановна, будьте любезны ножницы и горячую воду. Снимем гипсовую повязку. — Иноземцев уверенно расправил плечи.

Разрезанная пополам полая трубка из гипса глухо ударилась об пол. Ординатор стал растирать онемевшую руку, то и дело замирая и рассматривая ее с внимательностью ювелира. Кожа иссохла, посинела, даже сосудистыми сеточками покрылась, чуть ниже локтя вился шрам зигзагом — эх, Богомолов зашил тяп-ляп.

— А ну и так сойдет, — вынес вердикт Иноземцев. — Выбирать не приходится.

И взялся натирать ее карболовой кислотой.

— Зачем вы, батенька, это делаете? — не сдержал удивленного восклицания фельдшер.