Дело о деньгах. Из тайных записок Авдотьи Панаевой

Имею в виду сразу нескольких лиц, они хорошо знакомы тебе по Москве. Расскажу про одного. Гал – хов – очень симпатичный и образованный господин, приятель Огар – ва и его догматического жестокосердого друга. Встречаясь с ним в России на наших московских «сходках», ощущала на себе его восхищенное внимание. А тут несколько месяцев пришлось провести рядом в Берлине и могу сказать: этот человек точно был в меня влюблен. И что же? Вместо того, чтобы пойти настречу своему чувству, он написал мне длинное письмо, объясняя свою позорную нерешительность тем, что я жена Огар – ва. Ему, видите ли, было необходимо, чтобы я ушла от мужа, бывшего ему приятелем, к тому же, человека «богатого и известного»…

Зная тебя, дорогая Eudoxie, боюсь, что и ты отчасти разделяешь эти старозаветные мнения, ныне ставшие соблазнительным, но ветхим прикрытием для слабых душ. Однако скажи мне, моя милая, для чего мы, женщины, читаем и восторгаемся Жорд Зандом? Только ли для того, чтобы, закрыв книгу, промолвить: все это сказки, в серой и обыденной дейстительности такое невозможно? Уверяю тебя – возможно. И даже среди российских мужчин находятся такие, что готовы увести избранницу от «богатого и известного мужа», да и от приятеля, если они настоящие мужчины и их толкает на то истинная страсть.

Помнишь ли петербургского художника Сократа Воробьева? По приезде в Петербург мы с Огар – ым несколько раз встречали его то тут, то там. Чуть ли не твой муж представил его Огар – ву, который, увидев его маленькие северные пейзажики, тут же загорелся и провозгласил Сократика истинным Сократом пейзажной живописи… Думаю, что он погорячился, хотя и не отрицаю наличия у Сократа некоторых способностей, что (кроме наличия отца – академика живописи) помогло ему претендовать на пенсионерство в Европе. Мы встретили его вместе с еще двумя стипендиатами Академии по дороге в Берлин.

Не буду описывать нашего романа, который сейчас в самом разгаре. Спросишь, как принял Ога – в такой оборот событий? Как мне кажется, очень разумно. Он, как ты знаешь, начисто лишен мужского самолюбия и эгоизма. Он увидел в Сократе достойного меня человека и мило устранился, сознавая всю фальшь и односторонность нашего с ним брака.

Прекрасно знаю, что кажусь тебе вульгарной и безнравственной, но тешу себя сознанием, что ты, Eudoxie, всегда прощала мне и мой «вздорный» характер, и мои «маленькие женские слабости», во всяком случае, умела их объяснить…