- А сауна в этой комсомольской зоне одна?- спросил я недоверчиво.
- Одна-одна. Значит, в сауне, в одиннадцать. Нет, лучше в одиннадцать тридцать. А то я не успею все свои дела доделать.
В обед случилась еще одна кража.
После обеда читал лекцию Соболин.
Блеснул. Превзошел самого себя. Обращался он, правда, только к Виктории.
Приводя примеры из практики, изрядно... э-э... ошибался в оценках своей роли и дважды почему-то упомянул планету Марс и тигров. Но очень даже ничего выступил. Вдохновенно.
О краже стало известно только ближе к вечеру. Мы с Лукошкиной сидели в малом зале, я наблюдал, как Танненбаум разжигает камин... Аня продолжала читать свои бумажки и что-то отмечать в блокноте. Вечерело, на соснах за окном золотилась кора в лучах садящегося солнца.
Я думал о том, как вечером - в одиннадцать часов тридцать минут по местному времени - я возьму Аню за руку, и мы...
Но тут влетел Соболин.
- Андрей!- горячо сказал он.- Андрей, послушай.
Он сказал это и встал "в позу драматического актера". "Поэма,догадался я.- Поперла поэма, и сейчас придется ее слушать". Камин затрещал, языки пламени лизнули поленья, отсветы упали на Володино лицо - отрешенное и трагическое.
Настал миг откровения, большого искусства... Танненбаум смотрел на Соболина, открыв рот.
Володя отвел правую руку в сторону и завыл:
Тигрица ты! На Марсе день сгорает.
В загадочной небесной высоте.
Душа моя страдает и блуждает, Как будто в лабиринтах декольте.
Лукошкина оторвалась от своих документов и прыснула, Володя осекся. Да, художника может обидеть каждый!
- Что?- спросил Володя.- Что вы сказали, Анна Яковлевна?
- Я?.. Я ничего.
- А мне показалось, что вы сказали.
Извольте...
- Я, Владимир Альбертович, ничего не сказала, я только подумала, что ваш... э-э... текст не совсем оригинален.
- Как?- воскликнул Володя.- Вы хотите сказать?..
- Нет, нет, Владимир Альбертович.
Боже упаси. Просто мне вспомнился один текст с очень созвучным началом,- успокаивающе сказала Лукошкина.
- Автор?- со сталью в голосе произнес Володя. Дрова в камине уже разгорелись, и свет от них падал на трагическое Володино лицо - Гамлет, да и только.
- Лоханкин,- сказала Аня.- Васисуалий Лоханкин.
- Как?
- Своей супруге... Кстати, если вы помните, ее зовут Варвара, и она имела два существенных достоинства: большую белую грудь и службу... Так вот, обращаясь к Варваре, Лоханкин говорил так: "Волчица ты! Тебя я презираю. К любовнику уходишь от меня..."
И так далее. Мне показалось, что есть некоторое сходство. Разумеется, случайное...
- Так,- сказал Володя.- Так...
Он сделал шаг к камину, легко отодвинул рукой стокилограммового Танненбаума.
- Закройте рот, Танненбаум,- саркастически, горько сказал не понятый современниками поэт.
Танненбаум послушно закрыл рот. Володя вытащил из заднего кармана джинсов несколько листочков бумаги и бросил их в огонь. Они сразу же вспыхнули и сгорели.
Володя был по-своему прекрасен в этот момент. Черные лохмотья сгоревшей поэмы поднялись на языках пламени и исчезли в жерле каминной трубы... Володя вышел вон. Его шаги отдавались эхом в марсианских лабиринтах декольте.
Трещали дрова в камине. Трагический поэт вышел вон, мы трое сидели и молчали... Ах, Аня! Юрист убил поэта...
Тут в комнату возбужденно влетел Юрий Львович. Влетел и ухватил Танненбаума за пуговицу... До чего же любит за пуговицу хватать!
- Караул,- сказал светский хроникер.
- Что?- сказал Танненбаум.
- Караул, господин Танненбаум. Кругом - ворье!
- Как?
- Так! Бинокль спи... украли.
Мы с Анной переглянулись: вторая пропажа - это уже случайностью не назовешь. Это уже интересно. После того как хроникер слегка успокоился, мы смогли совместными усилиями расспросить его. Выяснилось, что у Юрия Львовича был взят с собой бинокль (хороший, полевой, корейский, шестикратный). Так вот, этот бинокль пропал. Мы расспросили Юрия Львовича: а точно ли был бинокль? Может быть, Юрий Львович забыл его дома?- Нет, не забыл. И не далее как в обед достал его из саквояжа. Держал его вот этими самыми собственными своими руками.- А может быть, обратно в саквояж положили? Или жена ваша куда убрала?- Нет, не положили. И жена ничего не трогала. А бинокль украден какой-то сукой. И футляр украден. Осталась только замшевая салфеточка для протирания оптики. ...А еще интеллигентные люди! Ворье! У Галины Павловны английский парик! Ему цены нет! Ворье! Какие меры вы собираетесь предпринять, гражданин Танненбаум?
Танненбаум громко икнул и быстро вышел. Покачивая головой, Юрий Львович опустился в кресло.
- А зачем вы взяли с собой бинокль?- приветливо спросила Анька.
- То есть как - зачем?- удивился Юрий Львович.- Здесь же семинар!
- Вот именно. Я спрашиваю: зачем на семинаре бинокль?
- Э-э, коллеги... А вы знаете, как переводится с латыни слово "семинар"?
Мы с Лукошкиной не знали, о чем и сообщили Юрию Львовичу.
- То-то,- ответил он удовлетворенно.- Слово семинар на латыни означает - рассадник!.. А вы что себе думали?
И Юрий Львович торжественно поднял указательный палец.
- А что еще украли?- спросил я.
- Еще? Да, кажется, ничего.
- Вы уверены?
- Э-э... нужно проверить.