Мне сделалось стыдно, а еще я подумала о том, что старая любовь действительно не ржавеет, и этот повзрослевший мальчик до сих пор относится ко мне хорошо. И я честно рассказала ему про звонок Вронского, про свое странное ощущение по поводу пожара в редакции, про то, что собиралась в библиотеку, а пришла сюда. Единственное, о чем я не смогла рассказать Женьке, была та ночь, которая не давала мне покоя.
- Знаешь, Рыжая,- окончательно простил меня он.- Не суйся ты сюда.
- Это почему?
- Потому, что кончается на "у".- Голос Жени снова стал суровым.Объяснять ничего не буду, но если хочешь спокойно жить - забудь про Вронского и по пожар тоже.
- А если не забуду?
- Делай, как знаешь, но я тебя предупредил.- С этими словами Бахтенко со слался на занятость и ушел.
Я осталась одна и стала думать, что делать дальше. Здравый смысл подсказывал мне, что к Женькиным словам стоит прислушаться, но какой-то вредный бес уже прыгал внутри меня, убеждая в обратном. В раздумье я побродила по пустому коридору и полезла в сумку за сигаретами. Потом вспомнила о грозном предписании и, чтобы не нарушать правила противопожарной безопасности, вышла на улицу.
Я сидела в Агентстве и пыталась разобраться в документах, обнаруженных мной в редакции "Сумерек". Всего документов было девять. И только один относился заинтересовавшему меня Бюро региональных расследований. Насколько я смогла понять, это было какое-то деловое письмо главному редактору Вронскому, но основной текст письма был почти безнадежно испорчен - мне не удалось разобрать ни чего даже с помощью лупы. Еще три бумажки, насколько я поняла, были расписками - в получении каких-то (каких, было опять-таки непонятно) сумм Вронским.
Кроме того, среди найденных документов находились три счета и несколько платежных поручений. Деньги редакция "Сумерек" направляла каким-то ООО "Марта" и "КДК". В одной из платежек я разобрала отправленную со счета редакции сумму - 540 тысяч рублей. "Очень крупные для газеты деньги,подумала я,- почти двадцать тысяч долларов. Откуда в "Сумерках" такие деньги?" В журналистской среде постоянно ходили слухи о тяжелом финансовом положении редакции вечерней газеты.
Нового редактора газеты Андрея Грустнова - я шапочно знала по его работе пресс-секретарем петербургского отделения Общего банка - главного акционера "Сумерек". Я позвонила ему и без проблем договорилась о встрече.
Я сложила найденные документы в сумочку и отправилась обратно в редакцию "Сумерек", благо, идти было недалеко.
Грустнов принял меня в маленьком кабинете возле туалета.
- Извините, Валентина,- сказал он,- что принимаю вас в такой обстановке, но сами понимаете, половина помещений редакции сгорела, вот пришлось временно заселиться в этот кабинетик. Вы наверное, хотели поговорить со мной о пожаре.
- Да,- подтвердила я.- О пожаре и об обстоятельствах смены руководстве в "Сумерках Петербурга".
- Почему сняли Вронского? Это собирались сделать давно. И, на мой взгляд, сняли его совершено справедливо, хотя и несколько запоздало. Во-первых, газета не развивалась. Тираж падал. План по доходам не выполнялся. Во-вторых, банк давал газете деньги - на покрытие убытков. И деньги, заметьте, очень немаленькие. Но куда они исчезали, попав в газету,никому неизвестно. Сотрудники получали мизерные зарплаты. А Вронский катался по заграницам. В итоге банк решил, что на месте редактора хорошо бы иметь человека, которому можно доверять. Так главным редактором назначили меня. То есть вы утверждаете, что Вронский воровал?
- Я ничего не утверждаю. Но и у меня, и у руководства банка есть подозрения.
Эти подозрения чем-нибудь подтверждены?
- К сожалению, практически все финансовые документы сгорели.
- А пожар - это случайность?
- Возможно, и случайность. Но как-то все очень вовремя случилось. Только Вронскому объявили, что он больше не редактор, как бац - и все сгорело.
- Вы собираетесь сообщать куда следует о своих подозрениях относительно Вронского?- спросила я.
- У нас нет документов, подтверждающих хищения. Если они найдутся вопрос об обращении в органы будет решать совет директоров банка.
"Отдавать или не отдавать Грустнову найденные мной документы?" - вот какой вопрос мучил меня. Может быть, это именно те доказательства, которых недостает банкирам, чтобы обвинить Вронского в нечистоплотности. Я немного посомневалась, но мне стало жалко Вронского. А вдруг его посадят? Он же не выдержит тюрьмы! Нет, пусть лучше документы пока полежат у меня.
Я вышла на улицу. Было отвратительно холодно. Несколько минут я безуспешно боролась с зажигалкой, которая гасла на ветру, а когда наконец прикурила, передо мной резко затормозила красная "вольво". Дверца распахнулась, и я услышала голос Вронского: "Садитесь, Валечка!" Если бы не мерзкая погода, я никогда не приняла бы его приглашения.
Василий Петрович был настроен меланхолично.
- Ну как, вам удалось что-нибудь выяснить?- спросил он.
- Ничего такого, из чего я могла бы вылепить ваш светлый образ,ответила я.