Дело о физруке-привидении

В третьих, если окажется, что зона слишком большая, то вернуться к этому мосту и пойти вниз по течению Беседи до Сожа. Попробовать переправиться на другой берег и возвращаться в Гомель через Хальч.

Ничего подробнее мы придумать не смогли, да и не хотели, зная по опыту, что любой тщательности план может с легкостью накрыться от какого-либо изменения обстоятельств. Как и случилось с нашим первоначальным планом.

Поэтому где-то около двух часов пополудни мы пересекли пограничную реку и углубились в земли, о которых совсем ничего не знали. Представления о скрытности у нас были самые поверхностные, и мы просто шли проселком, рассчитывая, что заслышав шум мотора, успеем спрятаться.

Первые, кто нас там приветствовал, были лосиные мухи: они не стали даже ждать, пока мы остановимся, а принялись ползать по нам, как только мы чуть-чуть прошли лесной дорогой. Степан стал говорить, что вообще-то лосиные мухи встречаются только в сентябре, что весной их быть не должно, что это противоречит всем известным и неизвестным законам природы, что может это даже и не мухи вовсе… тогда кто? В насекомых мы разбирались еще хуже, чем в сельском хозяйстве. Одно утешало: если бы эти шестиногие как-то могли нам повредить, то мы бы уже ощущали действие их укусов — прошло достаточно времени с момента, как мы впервые с ними столкнулись.

Так, незлым тихим словом поминая о своем отношении к мухам вообще, а к лосиным мухам в особенности, мы с верным другом продвинулись еще на сколько-то к северу и вышли на открытое пространство, среди которого живописно разметались поселки. Ближайший к нам точно был брошен — рамы выворочены, отсюда видно, и деревья прямо поперек улицы — но далеко у горизонта мы различили едущий автобус. Там заканчивалась зона отселения, и мы вполне могли пересечь ее еще до того, как стемнеет. Порадовавшись открытию, мы двинулись к заброшенному селению, рассчитывая осмотреться с высоты водонапорной башни. Башня эта представляла собой цистерну, лежащую боком на четырех толстых трубчатых ногах. Она выглядела точь-в-точь, как и встреченная нами вчера перед Веткой. Видимо, проект был один и тот же. А значит, и видно с нее будет так же далеко и хорошо, как с предыдущей.

Вот только погода подкачала: собиравшийся с утра дождь решил все-таки начаться.

* * *

Я бросаю листья тополиные —

отнесите весть, что я жив еще.

Отнесите весть на три стороны —

по четвертую мосты взорваны.

Мосты взорваны, ставни сорваны,

на одной петле перекошены.

Крыша выбита, небо светится,

к подоконникам холод лепится.

Бурьян пламенем выше пояса,

насквозь бы прошел, да крепко колется!

* * *

Второй в нашей жизни брошенный поселок мы со Степаном увидели при свете дня и смогли хорошо разглядеть подробности. Только не знаю, как об этом можно рассказать. От домов остались стены — крыши или прогнили, или кто-то разобрал. Кое-где мы видели горелые остатки стропил, а на дом в центре рухнула громадная ива, обвалила деревянную крышу внутрь белокаменной коробки и немного разрушила кладку самой этой коробки. Заборы частью покосились, частью осыпались внутрь дворов, и было видно, что крыши с надворных построек тоже сняли когда-то. Может, их украли и вывезли, а может, зарыли бульдозерами где-нибудь в могильнике. Так или этак, ничто больше не защищало стены построек от воды и снега. Дождь и ветер быстро объяснили, что такое земля без человеческой руки — ни одной крепкой деревяшки во всей деревне не осталось, истлело все подчистую.

Трава полезла отовсюду и, несмотря на апрель, стояла кое-где выше роста. Идти прямо по улице не получалось — поперек улеглись два когда-то могучих дерева. Одно — та ива, о которой я уже сказал, как называется второе, мы не знали. Похоже на тополь. В их стволах поселились муравьи, а в дома мы и не пробовали заходить: мало ли кто устроился там. Рам и дверных коробок в проемах почти не попадалось. Остатки асфальта под ногами вспороли мощные корни. Дождь полил всерьез, но обычного стука капель по крышам не было, а вот разросшиеся деревья ровно зашумели под ветром и ливнем. Кое-как добравшись до центра поселка, мы увидели, что к водонапорной башне можно пройти только через забитый пустозельем двор. Выломав пару толстых палок, мы со Степаном осторожно углубились в травяное море, поминутно тыкая посохами в землю — то, что снаружи не видно ни погребов, ни туалетов, не значит, что их и под землей нет.