На фанерке сидеть было суше. Ветки малины они отодвинули и переплели так, чтобы не застили взгляд и не драли глаза и волосы. Кромешная тьма постепенно рассеивалась, сделались видны звезды между сосновыми лапами, но все равно проще полагаться было на слух. Лагерь спал.
— Который час?
Даник подсветил циферблат. Была почти полночь.
— Вот интересно, — тихо сказала Катюша. — Ведь собаки должны лаять на привидение?
— Выть. На покойника. Или на пожар, — уточнил Максим.
Катя потиснула плечиком:
— Ну, как-то чувствовать все равно. Поджиматься, дыбить шерсть. А Боря, — речь шла о ньюфе начальника, — даже не рявкнул.
— Во-первых, этот так орал, что на Борю не глядели…
— А во-вторых, где был Боря?
— Не повезло, — разъяснил Даник. — Он лапу поранил, и Ростиславыч его отвез в город. Привезет только в воскресенье.
— Да-а…
Делалось слишком уж сыро, совершали авианалеты комары. В общем, оказалось, что засада — очень неприятное дело. И даже без шансов на успех.
Даник потянулся, хрустнув плечами:
— Еще пять минут — и все.
Широко зевнул.
— Там, — сказал Максим.
Там, где, невидная в темноте, убегала под сосны тропинка, примерно на уровне глаз сгустился вязкий белый туман. Он висел, слабо покачиваясь, хотя стояло безветрие, и смотрел. Нет, глаз у тумана не было. Просто возникало ощущение, что нечто вполне материальное подползает по, то есть, над дорожкой и очень интересуется наблюдателями. Катька переглотнула. Она бы заорала очень громко и тоже ринулась наутек, как давешний первоклассник, если бы не куснувший за ухом комар. Катька звонко хлопнула себя по затылку и поняла, что давящий взгляд исчез. И еще поняла, что ладонь Даника до боли сжимает ее запястье. Она выкрутилась, подула на руку и осторожно посмотрела на сосны. Там ничего не было.
… Держа в руках мокрые кроссовки, мальчишки забирались в окно и страшно дернулись, когда Ринальдо вопросил:
— Ну, что? Когда пойдем?
— Мы их уже намазали.
— А меня не позвали? У-у-у…
Вой Ринальдо разбудил Ленку, и что случилось потом, неприятно было вспоминать.
— Там что-то было, — Катька плавно выжимала на щетку пасту «Колгейт». После ночных похождений пасты стало меньше, но только слегка.
— Туман, — пропыхтел Максим, выдувая зеленые пузыри, прополоскал рот и уже вполне внятно изъяснил: — Туман и много девчачьей фантазии.
Катька вынула щетку изо рта. Воздела руки и проголосила на весь спящий поутру лагерь:
— О добрая дева, не откажи…
— Откажу, — просипел Максим, отступая от умывальников.
— После завтрака за оленем!
Древнегреческие статуи, когда-то стоявшие на рынках и площадях или вообще подпиравшие крыши, сейчас считают шедеврами и украшают ими лучшие музеи мира. Возможно, через какие-то две тысячи лет человечество так же отнесется и к скромным изваяниям середины двадцатого века, перенеся их из дворов детских садиков, школ и оздоровительных лагерей. За неимением мрамора в статуях использовали красный кирпич, щедро оштукатуренный и покрашенный, а темой служили бытовые и природные мотивы. Таков был и олень, один из многих, стоящий на возвышении посреди круглого, медленно разрушающегося бассейна, набитого всякой всячиной в виде мусора и прелой слежавшейся листвы. Олень не использовался, как фонтан, надцать с чем-то лет, но столь прочен был материал и творческий заряд, вложенный автором, что рука времени не сильно его (то есть, зверя) коснулась. Разве что некоторых мелких и несущественных деталей. Правда, стоя на отшибе, эстетической нагрузки олень уже не нес, но для тайных встреч годился как нельзя более.
Катька сидела на олене верхом, сжимая коленями его бока, очень напоминая скачущую за Каем Герду, отчего скульптура выиграла, а конспирация проиграла. Завидя со своего насеста мальчишек, девица ловко соскочила им навстречу.
— Радуйся, — хмуро сказал Даник. — Лучше общаться с тобой, чем убирать территорию.
— «Дело о краже метелки» можно вычеркнуть! — заголосила девчонка, пропуская мимо ушек оскорбление. — Этот позор для нашего бюро…
— А мы уже бюро?
— Можно «команда,» — Катька широко улыбнулась, словно предоставляя парням широчайшие возможности для выбора. — Мы же не можем так это оставить.
Даник присел ногами в бассейн, попинал мусор.
— Ну неужели вам не интересно?!
Тут Катька была права, интересно им было. Хотя еще раз пережить подобную жуть… Они успели спасти понурившуюся Катьку от морального самоубийства в бассейне и стали ее уговаривать. А потом послали за тетрадкой: пусть радуется человек. Не на ту напали, Катька приготовилась заранее: и кожаная тетрадка лежала под оленем, и ручка. А робкая попытка сделать секретарем на этот раз ее была пресечена на корню. Да, она писатель. Когда-нибудь. И тут не повесть — тут материалы расследования, и Максиму их записывать она, Катька, вполне доверяет. Даник доверял тоже — взять в руки ручку до первого сентября он никак не желал.
— Хорошо, — Макс тяжело вздохнул, — будем блюсти традиции. И назовем это дело…
— Дело о привидении.
Симрик кивнул:
— Банально, но верно. Итак, пункт первый. Что мы знаем о привидениях?
«Привидения, — крупно написал он. — Они же духи, они же призраки…»