Дело о физруке-привидении [СИ]

Мы вздрогнули не только внешне. Именно ситуация, которая потрясла нас в той деревне без названия (Другим почерком „Потом узнал — как и речка — Беседь“), навела меня на мысль вообще начать писать дневник. Нам не захотелось входить в разрушенные дома. Позже мы разглядели, что рамы, и дверные коробки, и другие деревянные части домов были намеренно испорчены: перепилены, перерублены в нескольких местах. Мы догадались: чтобы нельзя было вынуть и продать. Здесь наверняка все радиоактивное, хотя, если бы было сильно активное, обнесли бы проволокой. Утешив себя этим соображением, мы двинулись вперед. В лесу нам казалось безопаснее — наверняка в подполы домов на зиму прятались змеи. Могла заночевать в доме и бродячая собака, которая в обращении ничуть не ласковей волка, но, в отличие от последнего, не боится ни человечьего запаха, ни флажков, ни даже огня. Мог там найтись и зверь посерьезнее, вроде дикой свиньи.

Ужаса мы не испытывали, да и других чувств у нас почти не было. Только ошеломление. Мысли исчезли, мы молча впитывали все, что нас окружало. Без спешки прошли всю отселенную деревню насквозь и очутились на открытом пространстве — ветер пробежался по лицам. Небо оставалось темно-серым, видимости по-прежнему не было никакой. Ноги глухо загремели по металлу: мы поняли, что находимся на мосту через речку. Практически наощупь мы спрятались от дождя на откосе под мостом. Ветер, дувший вдоль воды, отрезал от нас лосиных мух. Стоило присесть, как усталость напомнила о себе — очень не хотелось двигаться, не то что вставать. Не сговариваясь, мы решили ночевать здесь. Поискав наощупь что-нибудь подстелить, так ничего и не обнаружили. Пришлось класть плащи прямо на землю, но это уже не казалось чем-то особенным. Мы чувствовали себя снаружи мира, в котором жили раньше, и если бы мост над нашими головами вдруг запел бы песню или принялся вязать жилетку, мы бы не удивились. Удар по чувствам привел нас в состояние готовности к невероятному.

Но ничего необычного тогда еще не случилось. Заснуть нам удалось всего на полчаса, очень уж было холодно. Остаток ночи и начало рассвета мы провели на ногах, согреваясь ходьбой и приседаниями, растирая ноги. Как только развиднелось — это было около полпятого — мы обнаружили вокруг себя связки хвороста, нанизанные на толстую стальную проволоку — фашинная защита откосов моста от паводка. Горка запасных связок лежала поодаль. Их мы и взяли: брать дрова с защиты откоса совести не хватило. Плюнув на конспирацию, возможных бомжей и другие осложнения, развели костер. Согрелись, напились бульона и чаю. Съели банку тушенки, и, для поднятия настроения, открыли сберегаемую на черный день сгущенку. Вопрос с отдыхом также прояснился в буквальном смысле слова: утром мы увидели широкие металлические полки для прокладки кабелей под мостом. Только самих кабелей почему-то не было, и полки пустовали. Теперь мы с удовольствием на них отоспались — они не касались земли и поэтому не отдавали холодом, а шириной были, как в поезде. Смели мусор и постелили плащи, запасные свитера — выспались классно. Спали часов до восьми, как обычно, по очереди, но никто не проходил и не проезжал. В восемь-полдевятого прискакал мотоциклист, оставил ревущую железяку на дороге, сбежал куда-то вниз по реке. На нас поглядел только мельком и, похоже, даже не разобрал, кто мы — так торопился. Несколько минут спустя опять забухали его сапоги — он возвращался, неся в вытянутой руке целлофановый мешочек с рыбками внутри. Взобрался на насыпь, выжал газ — только мы его и видели. Даже пыль за ним не поднялась, потому как сырая стояла погода…»

— Спишь ты, что ли?!

Максим дернулся и быстро сел на дневник.

— И чего так напрыгивать… — ворчливо сказал он. — Спокойно нельзя подойти?

— Ага, Чапай думает, — Даник легонько взбил его кудри. Макс взбрыкнул ногой, но — не дотянулся.

Пришлось срочно перераспределять детективные обязанности.