— Теперь понятно, почему он так удивился, когда я представился в пансионе, — рассмеялся Иван.
Бредовость ситуации, несмотря на мрачный вид эльфийки, вызывала у него истерический смех. Усилием воли он сдержался и произнес:
— Уважаемая наставница! Я сейчас возьму мои вещи и кое-что вам покажу, — сказал он. — Может быть, тогда вы поверите мне.
— Вот это я обнаружил у себя, когда оказался в Кнакке, — сказал Иван, положив на стол «местные» документы. — Мой паспорт исчез, мои вещи исчезли, зато появилось вот это все. Я не знаю, как так получилось. Я вообще не разбираюсь в магии. Я не знаю, кто все это сделал, но я стал попаданцем не по своей воле. Хотите верьте — хотите нет.
— Хорошо, — приняла решение эльфийка. — Сейчас вам принесут поесть и все, что нужно для жизни. Но я запрещаю вам покидать этот дом. Впрочем, вы это не сможете сделать. На окна и стены наложено столько чар, что будь вы хоть самим Темным Властелином, вам бы не удалось покинуть комнату без моего разрешения.
— Пусть принесут чернила и бумагу, — проворчал Иван. — Раз уж я делаю работу погибшего, то я должен сделать ее до конца и написать отчет.
Эльфийка страдальчески взглянула на потолок. Видимо, ей редко попадались настолько упрямые и не поддающиеся ее чарам короткоживущие. Не найдя, что возразить, она развернулась и устремилась к выходу.
Однако в этот момент раздалось громкое «Мяу», и посреди комнаты из воздуха появилась большая трехцветная кошка. Она приземлилась на четыре лапы и сразу же прыгнула на колени к Ивану. За кошкой, тоже из воздуха, но уже значительно ближе к полу, появился средних лет мужчина в сером сюртуке вроде тех, что носят ремесленники и приказчики в скобяных лавках.
Наставница Анастис вытянулась по стойке «смирно» и щелкнула каблуками. Сразу стало понятно, что ряса — не единственная одежда, которую она носила, когда-то ей гораздо привычнее был военный мундир.
— Привет, Звездочка! Что за церемонии! Дай-ка лучше я тебя обниму! — воскликнул гость.
Позабыв про Ивана, они с хозяйкой расцеловались, потом принялись хлопать друг друга по спине, словно старые приятели после долгой разлуки.
Землянин заворожено смотрел на происходящее. Конечно, в магическом мире все может быть, но когда сначала супер-крутая магичка заявляет, что тебя посадили в изолятор, оборудованный супер-крутыми системами защиты, а потом кто-то, не напрягаясь, материализуется из воздуха внутри этого изолятора, а магичка вытягивается перед этим кем-то в струнку, то нужно подозревать, что этот кто-то — далеко не простое существо. К тому же пестрая кошка была определенно той самой, Императорской, которую Иван уже видел на похоронах. Сначала она потопталась на коленях у сыщика, затем улеглась, свернулась клубочком и замурлыкала.
Вдоволь наобнимавшись с эльфийкой, незнакомец наконец взглянул на Ивана, но обратился к кошке:
— Ха, почуяла земляка?
— В смысле? — переспросил сыщик.
— В смысле — эта хвостатая родилась в подвале одной питерской хрущебы и закончила бы там свою жизнь, если бы не одна сердобольная девушка, которая подобрала ее и пристроила ко мне. Дома у нее уже жило три или четыре кошки… не помню. В общем, малышку они не приняли, и девушка искала, кому нужен котенок. У нее тогда был роман с одним моим приятелем, и я оказался подходящей кандидатурой на роль хозяина.
— Питерской хрущебы? — переспросил Иван, выловив в болтовне о кошке странно знакомые слова.
— Нет, кошки. Но я понял, о чем ты. Ты же вроде из России, ты должен знать — это такие пятиэтажные панельные дома с крохотными подвальными окнами.
Иван ошарашено кивнул.
А мужчина обратился к наставнице Анастис:
— Кто-то говорил о том, что сюда принесут поесть? Прикажи подать три порции и возвращайся — нужно поговорить по поводу этого молодого человека. Заодно вместе пообедаем. Не помнишь, когда мы в последний раз сидели за одним столом?
Глава 27
Вскоре на столе появилась роскошная скатерть, а на ней — целый полк емкостей, о назначении которых сыщик мог только догадываться. В Кнакке столовые приборы не сильно отличались от земных. Здесь же, кроме понятных тарелок и рюмок, на столе выстроились шеренги чего-то, похожего на разного калибра кастрюльки. Самая большая была размером с супницу и, похоже, ею и являлась, а самые маленькие, но многочисленные, — не крупнее солонки. Сбивало с толку и то, что вся посуда — то ли стеклянная, то ли фарфоровая, не понять, была щедро украшена растительным орнаментом, а крохотные плошки с носиками и крышками на первый взгляд вообще казались чашечками живых цветов.