Дело о непрерывных самоубийствах

— Вы же женитесь! Доктор Фелл сказал сам, что вы женитесь! Не понимаю, в чём дело? Я не хотел ничего плохого… Я только сказал, что…

— Как жаль, — продолжала Кетрин, внимательно рассматривая потолок, — что Колин не может встать на ноги. Но я слышала, что он исключительно меткий стрелок, а поскольку окна его комнаты выходят на дорогу…

Она сделала многозначительную паузу. В это время распахнулась дверь, и Кристи Мак-Тейвиш объявила:

— Вас приглашает Колин Кемпбелл!

Сван побледнел.

— С кем он хочет говорить?

— Со всеми вами.

— Но ведь ему нельзя принимать посетителей! — воскликнула Кетрин.

— Это уж я не знаю. Он лежит в постели и пьет виски, словно чистую воду.

— Ну, мистер Сван, — сказала Кетрин, беря его за руку, — после того как вы дали нам торжественное обещание, которое сразу же нарушили, да и, похоже, не собирались выполнять, после того как вы ответили коварством на наше гостеприимство; после того как вам преподнесли на блюдечке, наверно, единственный стоящий материал, который вам удалось получить за всю жизнь, — хватит ли у вас смелости пойти и посмотреть в глаза Колину?

— Да поймите же мое положение, мисс Кемпбелл! Колин поймет меня! Колин — парень, что надо! Колин… — Вспомнив о чём-то, он повернулся к горничной. — Скажите, он еще не нагрузился?

— Простите?

— Нагрузился. Надрался, — пояснил Сван. — Я имею в виду — нализался. Под градусом. Под мухой.

Кристи поняла и уверила Свана, что Колин не под мухой. Кристи была убеждена, что мужчину ни в коем случае нельзя считать под мухой, пока он может спуститься на пару пролетов лестницы, не натворив никакой беды, но этого Сван, к счастью, не знал.

— Я ни в чём не смолчу перед ним, — мрачно заявил Сван. — Да и перед вами тоже. Я приехал сюда, и что со мной сделали?

— Ничего, — сказала Кетрин, — по сравнению с тем, что с вами сделают сейчас. Продолжайте, продолжайте.

Это замечание не остановило Свана.

— За мной гонятся по дороге, нанося тяжелые увечья, от которых я мог даже получить заражение крови. Ладно. На следующий день прихожу в новеньком костюме, стоившем мне десять гиней, и эта полоумная выливает на меня ведро воды.

— Алан Кемпбелл, — раздраженно перебила Кетрин, — что здесь такого смешного?

Алан уже не мог удержаться. Откинувшись на спинку стула, он хохотал от всей души.

— Алан Кемпбелл!

— Не могу, — оправдывался Алан, утирая слезы. — Я понял, что теперь-то уж мне непременно придется жениться!

— Написать и об этом? — фыркнул Сван.

— Алан Кемпбелл! Я ничего подобного не имела в виду! Что за выдумки!

— Другого выбора нет — это единственный выход. Я не читал «Прожектора», но могу себе представить, какие там невинные намеки!

Лицо Свана прояснилось.

— Я знал, что вы не будете сердиться! Клянусь, там нет ничего такого, против чего хоть кто-нибудь стал бы возражать! Я ни слова не написал о том, что вы проводите свободное время в борделях, потому что это действительно было бы оскорблением личности…

— Что это значит?! — спросила, сверкая глазами, Кетрин.

— Извините, сорвалось, — поспешил объяснить Сван — Я ни за что на свете не произнес бы такого слова перед вами, мисс Кемпбелл, просто соскочило с языка. И, конечно, тут нет ни слова правды, так что больше и не думайте об этом. Я только хочу сказать, что у меня есть обязанности перед читателями.

— Вы идете? — спросила Кристи, всё еще терпеливо ждавшая у дверей.

Сван поправил галстук.

— Да, идем. Я знаю, что Колин Кемпбелл, лучший человек на свете, поймет мое положение.

— Надеюсь, — вздохнула Кетрин. — Господи, надеюсь, что поймет! Скажи, Кристи, там у него есть немножко виски?

Отвечать на такой вопрос было излишне. Пока они шли по лестнице, а потом через зал в задние комнаты замка, Колин сам дал на него ответ. В Шайра толстые двери, и звук, даже если и проникает сквозь них, не расходится далеко, но на этот раз они начали получать удовольствие уже на последних пролетах лестницы.

Любил я де-е-евицу-краса-авицу,

Невинную, как ли-и-илии цветок,

Со сла-адким го-лосом…

Когда Кристи открыла дверь, пение внезапно оборвалось. Колин Кемпбелл лежал в просторной спальне, обставленной дубовой мебелью. По настроению старого греховодника вряд ли кто-нибудь мог догадаться, что это ложе больного. Ниже бедер Колин был забинтован, одна нога с помощью какого-то устройства удерживалась на весу. Он был так обложен подушками, что голова еле выглядывала. Лицо Колина раскраснелось, из-под лохматых бровей глаза смотрели приветливо. В спальне стоял запах, словно в винокурне.

— Заходите! — воскликнул Колин. — Заходите же, не оставляйте старого боевого коня одного. Мерзкое состояние! Кристи, пойди принеси три стакана и еще одну бутылку. Ну, а все остальные придвигайте стулья поближе! Так, чтобы я мог вас видеть. А то у меня всего-то и дела, что вот это.

Он делил свой досуг между несколько уже поубавившимся содержимым бутылки и легким, двадцатого калибра, охотничьим ружьем, которое пытался почистить и смазать.

18