Дело о пеликанах

Дик Мэбри, нынешний составитель речей и волшебник слова, сидел у стола в Овальном кабинете и наблюдал, как Флетчер Коул и президент читают третий вариант траурной речи, которую президент должен был произнести у могилы судьи Джейнсена. Коул отверг первые два, и Мэбри до сих пор не знал, что им было нужно. Коул предлагал одно, а президенту хотелось чего-то другого. За несколько часов до этого Коул позвонил и отменил траурную речь, поскольку президент не будет присутствовать на похоронах, затем позвонил президент и попросил набросать несколько слов, потому что Джейнсен был его другом и продолжает им оставаться, несмотря на то что оказался гомосексуалистом. Мэбри знал, что Джейнсен не был другом, но его похороны как судьи, павшего от рук убийцы, привлекут к себе всеобщее внимание. Затем позвонил Коул и сказал, что они не уверены, будет ли присутствовать президент, но на всякий случай надо подготовить что-нибудь. Кабинет Мэбри находился в старом административном здании, рядом с Белым домом. Весь день в здании заключались пари, будет ли президент на похоронах известного гомосексуалиста. Каждые трое из четверых считали, что президент не будет присутствовать.

– Гораздо лучше, Дик, – сказал Коул, складывая бумагу.

– Мне тоже нравится, – тут же отозвался президент.

Мэбри обратил внимание, что президент обычно ждал, когда Коул выразит свое мнение по поводу его опусов.

– Я могу попробовать еще, – сказал Мэбри, вставая.

– Нет-нет, – воспротивился Коул, – это как раз то, что нужно. Очень трогательно. Мне нравится.

Он проводил Мэбри до двери и закрыл ее за ним.

– Что ты думаешь? – спросил президент.

– Давайте отменим это посещение. У меня плохие предчувствия. Было бы неплохо оказаться в центре внимания средств массовой информации, но вы ведь будете произносить эти трогательные слова над телом, найденным в порноклубе гомосексуалистов. Это слишком рискованно.

– Да, я думаю, ты…

– Это наш кризис, шеф. Рейтинг продолжает повышаться, и я не хочу испытывать судьбу.

– Следует ли нам послать кого-нибудь?

– Конечно. Как насчет вице-президента?

– А где он?

– На пути из Гватемалы. Будет сегодня вечером. – Коул вдруг ухмыльнулся. – Это подходящее занятие для вице-президента. Похороны гомосексуалиста.

– Вполне, – довольно хихикнул президент.

Коул перестал улыбаться и начал ходить по кабинету.

– Небольшая проблема. Панихида по Розенбергу состоится в субботу всего в нескольких кварталах отсюда.

– Я бы предпочел пересидеть этот день даже в аду.

– Я знаю. Но ваше отсутствие будет очень заметным.

– Я могу лечь в «Вальтер-рид» с приступом радикулита. Это срабатывало прежде.

– Нет, шеф. Перевыборы в следующем году. Вам следует держаться подальше от больниц.

Президент хлопнул обеими руками по столу и встал.

– Черт возьми, Флетчер! Я не могу идти на его панихиду, потому что я не смогу сдержать смех. Его ненавидели девяносто процентов американцев. Им понравится, если я не приду.

– Протокол, шеф. Хорошие манеры. Пресса испепелит вас, если вы не придете. А потом, это не составит для вас труда. Вам не придется говорить ни слова. Просто покажетесь перед камерами, сделав печальный вид. Это займет не больше часа.

Президент держал в руке клюшку и примеривался к удару по оранжевому мячу.

– Тогда мне придется идти на похороны Джейнсена.

– Совершенно верно. Но забудьте о траурной речи.

Президент ударил по мячу.

– Я встречался с ним всего дважды.

– Да, я знаю. Давайте спокойно посетим оба мероприятия и, ничего не сказав, исчезнем.

– Я думаю, ты прав.

Глава 9

Каллаган спал долго и один. Он лег спать рано и трезвым. В третий раз подряд он отменил свои занятия. Была пятница, похороны Розенберга состоятся завтра, и из уважения к своему идолу он не будет преподавать конституционное право, пока прах этого человека не предадут земле.

Он приготовил себе кофе и сел в халате на балконе. Впервые за осень похолодало и температура опустилась до пятнадцати градусов. Суета внизу на Дофин-стрит стала оживленнее. Он кивнул незнакомой старухе на балконе через улицу. Из стоящего рядом отеля «Бурбон» высыпали туристы со своими путеводителями и фотоаппаратами. Рассвет прошел незаметным во Французском квартале, но к десяти его узкие улицы были полны такси и грузовиков, развозящих продукты и товары.