Дело о пеликанах

– Намного больше. Это дело чуть не убило меня вчера, поэтому я, наверное, буду готова заговорить раньше, чем думала. Мне надо излить душу, пока я жива.

– Кто пытается убить вас?

– Те же, кто убил Розенберга и Джейнсена, а также Томаса Каллагана.

– Вам известны их имена?

– Нет, но я видела по крайней мере четырех из них начиная со среды. Они рыщут здесь, в Новом Орлеане, надеясь, что я сделаю какую-нибудь глупость и они смогут меня убить.

– Скольким людям известно дело о пеликанах?

– Хороший вопрос. Каллаган передал его в ФБР, и я думаю, что оттуда оно попало в Белый дом, где, очевидно, вызвало переполох, а куда дальше пошло – одному Богу известно. Через два дня после того, как Каллаган передал его в ФБР, он был мертв. Я, конечно же, должна была погибнуть вместе с ним.

– Вы были вместе?

– Я была рядом, но недостаточно близко.

– Значит, вы – та неустановленная женщина, которую видели на месте происшествия?

– Да, так преподнесли меня газеты.

– Тогда полиции известно ваше имя?

– Мое имя Дарби Шоу. Я студентка второго курса юридического факультета Тулейна. Томас Каллаган был моим профессором и любовником. Я написала записку о деле, передала ему, а все остальное вам известно. Вы меня слушаете?

Грантэм торопливо записывал.

– Да. Я слушаю.

– Я устала от Французского квартала и планирую сегодня уехать. Завтра я откуда-нибудь позвоню. Вы имеете доступ к отчетам о президентских предвыборных кампаниях?

– Это открытая информация.

– Я знаю. Но как быстро вы можете получить сведения?

– Какие сведения?

– Список всех основных вкладчиков в последнюю избирательную кампанию президента.

– Это не трудно. Я смогу заполучить его сегодня во второй половине дня.

– Сделайте это, а я позвоню вам утром.

– О’кей. У вас есть копия дела?

Она заколебалась.

– Нет, но я его помню.

– И вы знаете, кто совершил убийства?

– Да, и как только я скажу вам, ваше имя окажется в их списке смертников.

– Скажите это сейчас.

– Давайте не будем торопиться. Я позвоню вам завтра.

Грантэм еще некоторое время прислушивался, а затем положил трубку. Взяв блокнот с записями, он стал пробираться среди столов и сотрудников к стеклянному кабинету своего редактора Смита Кина.

Кин был бодрым и дружелюбным типом, проводившим политику открытых дверей, которая приводила к хаосу в его кабинете. Он заканчивал говорить по телефону, когда ввалился Грантэм и закрыл за собой дверь.

– Эта дверь не закрывается, – резко сказал Кин.

– Нам надо поговорить, Смит.

– Мы говорим при открытых дверях. Открой эту чертову дверь.

– Я открою ее ровно через секунду. – Грантэм выставил обе ладони перед лицом редактора, подтверждая серьезность своих намерений. – Давай поговорим.

– О’кей. О чем разговор?

– Он большой, Смит.

– Я знаю, что он большой. Раз ты захлопнул эту окаянную дверь, значит, разговор большой.

– Я только что во второй раз говорил по телефону с молодой леди по имени Дарби Шоу, которой известно, кто убил Розенберга и Джейнсена.

Кин сидел неподвижно и смотрел на Грантэма.

– Да, сынок, это колоссально. Но откуда ты знаешь? Откуда это известно ей? Чем ты можешь подтвердить?

– У меня нет еще материала на статью, Смит, но она постепенно мне рассказывает. Прочти вот это.

Грантэм дал ему копию газетного сообщения о смерти Каллагана. Кин медленно читал.

– О’кей. Кто такой Каллаган?

– Неделю назад здесь, в Вашингтоне, он передал в ФБР маленький труд, известный как дело о пеликанах. Очевидно, с убийствами в деле связывается какая-то никем не подозреваемая личность. Дело кочует по рукам, затем передается в Белый дом, а кому дальше – неизвестно. Двумя днями позже Каллаган заводит свой «порше» последний раз в жизни. Дарби Шоу заявляет, что она – та неустановленная женщина, о которой упоминается в сообщении. Она находилась с Каллаганом и должна была умереть вместе с ним.

– Почему она должна была умереть?

– Она автор этого дела, Смит. По крайней мере она так заявила.

Кин откинулся в кресле и положил ноги на стол. Он изучал фото Каллагана.

– Где находится дело?

– Я не знаю.

– Что в нем?

– Тоже не знаю.

– Значит, у нас ничего нет, не так ли?

– Пока нет. Но что, если она расскажет мне все, что в нем содержится?

– И когда она это сделает?

Грантэм задумался.

– Скоро, я думаю. Очень скоро.

Кин покачал головой и бросил копию на стол.

– При наличии у нас дела мы бы имели обалденный газетный материал, Грэй, но опубликовать его не смогли. Прежде чем опубликовать его, нам было бы необходимо провести тяжелую, болезненную, безукоризненную и точную проверку.

– Но я получил «зеленый свет»?

– Да, но постоянно держи меня в курсе. Не пиши ни слова, пока мы не переговорим.

Грантэм заулыбался и открыл дверь.

За такую работу не платили по сорок баксов в час, и даже по тридцать или двадцать. Крофт знал, что будет счастливчиком, если выжмет из Грантэма пятнадцать за эти дурацкие поиски иголки в стоге сена. Если бы у него была другая работа, он посоветовал бы Грантэму подыскать кого-нибудь другого, а лучше заняться ею самому.