Дело о пеликанах

Она была в слезах, когда выходила из лифта. Он ждал ее, как в родильном доме отец ждет появления на свет новорожденного, разве что с кольтом 38-го калибра в кармане пиджака — с 38-м, о котором она ничего не знала.

— И что ты теперь думаешь о профессии репортера по расследованию? — спросил он.

— Уж лучше работать на живодерне.

— Ну, если быть искренним, не каждый день случается столько событий. Порой весь день просто сижу за столом и делаю сотни звонков бюрократам, которые не дают объяснений.

— Звучит потрясающе. Вот бы завтра так.

Он сбросил туфли и поставил ноги на кровать. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Несколько минут они молчали.

— А ты знаешь, что Луизиану называют штатом пеликанов? — спросила она, не открывая глаз.

— Нет. Я этого не знал.

— Звучит как насмешка, ведь коричневые пеликаны почти полностью исчезли в начале шестидесятых.

— Что с ними случилось?

— Пестициды. Они питаются исключительно рыбой, а рыба живет в речной воде, полной хлоруглеводородов, содержащихся в пестицидах. Дожди смывают пестициды с почвы в маленькие ручейки, которые в конце концов впадают в Миссисипи. Когда пеликаны в Луизиане едят рыбу, они получают дозу ДДТ и другие химикаты, которые накапливаются в жировых тканях птиц. Смерть редко наступает сразу, но в периоды стресса, например, голода или плохой погоды, пеликаны, орлы и бакланы используют свой жировой резерв и могут буквально отравиться собственным жиром. Если они остаются в живых, они обычно неспособны к размножению. Скорлупа их яиц становится настолько тонкой и хрупкой, что трескается при высиживании. Ты это знал?

— Откуда я мог это знать?

— К концу шестидесятых Луизиана начала завозить коричневых пеликанов из Южной Флориды, и с годами популяция понемногу росла. Но птицы до сих пор в большой опасности. Сорок лет назад их насчитывались тысячи. Сейчас в кипарисовом болоте, которое Маттис хочет уничтожить, живут всего несколько десятков пеликанов.

Грей задумался. Она долго молчала.

— Какой сегодня день? — спросила она, не открывая глаз.

— Понедельник.

— Сегодня неделя, как я уехала из Нового Орлеана. Томас и Верхик обедали вместе две недели назад. Именно в тот роковой момент было передано дело о пеликанах.

— А завтра будет три недели, как были убиты Розенберг и Дженсен.

— А я была рядовой невинной студенткой юридического факультета, не совала нос в чужие дела, имела восхитительный роман со своим профессором. Наверное, те дни навсегда миновали.

“Юридический факультет и профессор, возможно, и миновали”, — подумал он.

— Какие у тебя планы?

— Никаких. Просто хочу выбраться из этой проклятой заварухи живой. Убегу куда-нибудь и скроюсь на несколько месяцев, может быть, на несколько лет. У меня достаточно денег, хватит надолго. Когда настанет день, когда не надо будет все время оглядываться, если, конечно, он настанет, тогда, может, вернусь.

— На юридический факультет?

— Вряд ли. Право меня больше не привлекает.

— Почему ты хотела стать юристом?

— Идеализм. И деньги. Думала, смогу изменить мир, и мне еще за это заплатят.

— Но юристов уже и так, как собак нерезаных. Какого черта эти умненькие школьники все еще идут на юридические факультеты?

— Ясно почему. Алчность. Хотят иметь “БМВ” и золотые кредитные карточки. Если ты поступил на хороший юридический факультет, попал в десять процентов сильнейших выпускников и получил место в большой фирме, то через каких-то несколько лет будешь получать шестизначную цифру, и со временем она будет только расти. Это гарантировано. К тридцати пяти ты станешь компаньоном и будешь получать, по меньшей мере, двести тысяч в год. Некоторые получают намного больше.

— А остальные девяносто процентов?

— С ними дело обстоит хуже. Им достаются объедки.

— Большинство юристов, которых я знаю, ненавидят свою работу. Они предпочли бы заниматься чем-нибудь другим.

— Но не могут бросить из-за денег. Даже никудышный юрист в маленькой конторе после десяти лет практики зарабатывает сто тысяч в год. Он может ненавидеть свою работу, но где еще он получит столько денег?

— Не люблю юристов.

— А от репортеров, конечно, все в восторге. Замечено неплохо.

Грей взглянул на часы, затем взял телефон. Он набрал номер Кина. Кин прочел ему некролог и статью в “Пост” о бессмысленном уличном убийстве молодого юриста. Грей по ходу делал заметки.

— Еще кое-что, — сказал Кин. — Фельдман очень беспокоится о твоей безопасности. Сегодня у себя в офисе он ждал новостей о тебе и напустил в штаны, не получив ничего. Постарайся все-таки доложить ему до полудня завтра. Ты понял?

— Постараюсь.

— Постараться недостаточно. Грей. Мы тут все очень нервничаем.

— Что “Таймс”, сосут из пальца?

— Сейчас меня не волнует “Таймс”. Меня больше волнуете вы оба, ты и девушка.

— С нами все в порядке. Все прекрасно. Что у тебя еще?

— За последние три часа для тебя поступило три сообщения от человека по имени Клив. Говорит, что он полицейский. Ты его знаешь?

— Да.

— Так вот, он хочет встретиться с тобой вечером. Говорит, это срочно.

— Я позвоню ему позже.

— Хорошо. Смотрите, детки, поосторожнее там. Мы будем здесь допоздна, так что звони.