Девушка, рассказавшая историю, смолкла. Было темно, на столе мерцали три свечи в подсвечнике.
-- Ой, милая... какие страсти! – в ужасе, однако не без упоения произнесла старуха. – По счастью, в нынешние времена актрисам живется гораздо лучше. В детстве я мечтала повстречать призрака. Но так ни разу и не встретила.
-- Еще доведется, -- тихо ответила девушка. – Ведь Параша повесилась вон там.
Она указала рукой в потолок.
Обе женщины вдруг почувстовали ледяной холод, пробежавший по телу снизу доверху. Свечи, зашипев, погасли.
Сердце старухи отчаянно забилось.
-- По-моему, я ее разбудила, -- прошептала девушка, схватив собеседницу за руку. – Вы не ощутили могильного дыхания? Это проснулись эманации. Неужели чудо произошло? Поведав о призраке в доме, где он дремал, я воззвала его к жизни. Потустороннее вовсе не отгорожено от обыденного непроницаемой стеной. Иногда эту стену можно раздвинуть. Я сделала это, сделала! Я сумела! Я всегда знала, что у меня особый, мистический дар. Но почему мне так жутко? Ведь я сама этого хотела. Я воззвала к нему, и он явился. Только сумею ли я с ним совладать?
-- Может, свечи погасил сквозняк? – робко предположила старуха. – А никакого призрака нет.
В этот миг откуда-то сверху раздался жалобный женский плач. Было в нем что-то, отчего становилось ясно: живой человек так не сумел бы. Сам загробный мир тихо, но непреклонно заявляет о себе душераздирающими звуками.
-- Ничего, -- пролепетала девушка. – Пока Парашу только слышишь, это ничего. Лишь бы ее не увидеть...
***
-- Ну, что же вы, матушка! – в сердцах воскликнул Прокофий Васильевич. – Зачем объявили мне, что у вас на руках три туза, если их в помине не было? Я из-за вас принялся торговаться...
-- Прокофий Васильевич, вы запамятовали, голубчик, -- ласково ответила Антонина Афанасьевна. – Я ничего не объявляла. Как я могла? Нельзя называть партнеру свои карты, так издавна повелось.
-- Вы назначили в первой руке игру без козырей. Этим вы даете знать о трех тузах. Назначение такой игры при других обстоятельствах положительно недопустимо. Штрафы, матушка, посмотрите, какие у нас в этом робере штрафы! Ох, грехи мои тяжкие...
Антонина Афанасьевна покаянно вздохнула.
-- Каждый раз забываю эти странные порядки. Нет, чтобы разрешалось просто показать свои карты партнеру. Чего таиться – нам же с ним вместе играть?
-- Не стоит ссориться, господа, -- улыбнулся Георгий Михайлович. – Правила игры, любезная моя Антонина Афанасьевна, незыблемы, как... Даже уж и не знаю, с чем сравнить. Не с чем! Реки высохнут, леса сведут, весь мир рухнет, а они останутся. При торговле лишние слова произносить запрещено, а уж карты открывать тем более. Зато дать партнеру понять, что именно у тебя сейчас на руках, не нарушая правил, -- это и есть высокое искусство. Ничего, сегодня не получилось – выйдет завтра. Главное, не отчаиваться.
-- Вам легко говорить – не отчаиваться, -- кипятился Прокофий Васильевич. – Вы-то в опять выигрыше. А мы остались при пиковом интересе.
-- Можно подумать, целое имение спустили, -- пожала плечами Елизавета Николаевна. – Мы играем по маленькой. Уж как-нибудь не обеднеете... На причуды свои больше выбрасываете.
-- А вы оставьте мне мои причуды, оставьте, пожалуйста. Мне, может, без Жозефины жизнь не мила. Я, может, лишу себя последнего, голым буду ходить, а ее, красавицу, обеспечу самым наилучайшим. Она заслуживает!
Георгий Михайлович развел руками.
-- Ваша Жозефина прекрасна, любезный Прокофий Васильевич. Но голым мужчине ходить все-таки не комильфо. Даме – другое дело, -- он галантно поцеловал кончики своих пальцев. -- Это бы я одобрил.