Дело о плачущем призраке. Дело о беспокойном графе (СИ)

Знаю, ты занят в Петербурге важными делами. Но если найдется денек-другой, дабы утешить старую тетушку и разобраться в том, что она учудила, приезжай, не чинясь, в любой момент. И чем скорее, тем лучше. Есть еще одна проблема: на похороны прибудет из Москвы наследник Антонины Афанасьевны, ее двоюродный племянник Евгений Павлович Красилов. А я даже не знаю, стоит ли ему останавливаться в Бобровичах или разумнее поостеречься, дабы не повстречать случайно опасного призрака. Я бы пригласила Евгения Павловича пожить пока в Осинках, да боюсь, молодой городской фертик лишь посмеется над глупой деревенской старухой, верящей во всякую дребедень. А тебя, известного столичного адвоката, он послушает.

Любящая тебя тетушка Елизабет, 20 июля 1910 года».

Наследство свалилось на Евгения неожиданно. Нет, он помнил о существовании двоюродной сестры покойного отца – в основном по той причине, что когда был ребенком, дама приехала в гости, привезя удивительной красоты волшебный фонарь в подарок. Однако это случилось двадцать с лишним лет назад, и с тех пор тетку Евгений не встречал. Он даже не подозревал, что является ее наследником, поскольку родство было отдаленным.

Известие о смерти малознакомой и давно не юной Антонины Афанасьевны Шишкиной его не огорчило -- скорее озаботило. Надо отправляться на похороны, возможно, самому их организовывать, да еще что-то решать с имением. Наверняка оно приносит одни убытки – а если нет, начнет их приносить со сменой владельца.

Увы, в своих хозяйственных способностях (точнее, в их полном отсутствии) Евгений не сомневался. Как сетовал камердинер Федор, служивший Женечке с детства, этот ребенок слишком много думает. Счастье, что по окончании историко-филологического факультета Московского университета Евгений остался там работать, занимаясь любимым делом – изучением «Слова о полку Игореве». Тут-то его никто не мог сбить с толку. Он был убежден, что нарушения хронологии в гениальной поэме произошли случайно. Несброшюрованные страницы перемешались, и мы получили текст, столетия ставящий исследователей в тупик. Если расположить листы в нужном порядке, получится связное, удивительнейшее повествование.

Разумеется, у Евгения Павловича Красилова имелись оппоненты, однако это не помешало ему в неполные тридцать стать приват-доцентом и претендовать на должность профессора – лишь бы освободилась ставка. Он считался серьезным противником в научных дискуссиях. Зато любой приказчик мог с легкостью всучить ему негодный товар за весьма солидные деньги, а кухарка выдать старую жилистую утку за нежного цыпленка. Впрочем, кухарку Федор давно прогнал, предпочитая готовить самолично. Чего Евгений умудрился не заметить, простодушно радуясь, что в доме вдруг стало тише и можно эффективнее заниматься наукой.

Однако чувство долга и семейственные узы были ученому не чужды. Раз, кроме него, некому похоронить одинокую старушку, значит, нужно ехать, хочешь ты этого или нет. Благо, по причине летних вакаций занятия в университете прекращены, и никому не требуется тебя подменять.

Выйдя на полустанке, Евгений обнаружил поджидавшее его изящное ландо на рессорах. Толстый бородатый кучер, не слишком уместный для столь элегантного экипажа, сообщил, что служил Антонине Афанасьевне, а теперь соседка, Лизавета Николаевна, послала его встретить наследника. Сундуки с вещами были погружены, и ландо отправилось в путь.

Евгений с удовольствием созерцал оживленное сельцо с торговыми лавками, затем узрел белую церковь на холме, небольшой пруд, питаемый ручьем, который в него вливался и тек дальше, по долине, пропадая в болоте, и, наконец, увидел густой кудрявый кустарник высотой в человеческий рост.

-- Леса-то свели, -- укоризненно заметил кучер. – Нехорошо это. Арендаторы, не хозяева -- чего с них взять? Барыня наша из московских была, городская. Ей здешних делов не понять. Вы, барин, тоже из Москвы? Здесь останетесь или продадите имение? Мы все гадаем, под кем нам теперь жить.

-- Продам, – рассеянно бросил Евгений, глядя вперед.