А снова кого-то разоблачал, самодовольно заявляя при том, как тщательно он выверяет все факты, как бережно работает с документами… Нертов, «отрабатывая» тогда этого писаку, точно установил, что все его статьи в обязательном порядке проходят через юротдел газеты, безжалостно правятся и нередко возвращаются у на переработку как некондиционные. Что же касается документов, то, по мнению редакционного юриста, журналист может «смотреть в книгу, а видеть фигу», то есть описывать напечатанное даже в официальных бумагах с точностью до наоборот.
«Впрочем, чего я на него вдруг взъелся? — подумал Нертов. — Ну, отрабатывает свои деньги как умеет, удовлетворяет себя любимого. Подумаешь, комплекс Наполеона, ничего особенного…».
Он, наконец, добрался до первой полосы газеты и сразу же натолкнулся глазами на заголовок: «Взрыв по дороге на кладбище».
«Опять очередные “разборки”», — решил Алексей, нехотя начав проглядывать статью. Однако, прочитав первые строчки, он вдруг напрягся и, уже ничего не замечая вокруг, начал вновь и вновь перечитывать заметку, потом, отбросив газету в сторону, застонал и упал ничком на нары…
Аркадий Викторович Латышев перешел в городскую прокуратуру из района менее месяца назад и потому чувствовал себя несколько напряженно — будь ты хоть семи пядей во лбу, новый коллектив, новая работа все равно будут «притираться» с тобой в лучшем случае полгода. Тем не менее ни один из посетителей нового «важняка» не имел повода усомниться, что хозяин кабинета чувствует себя здесь, как рыба в воде. И уж, тем паче, не мог это сделать очередной визитер — оперуполномоченный уголовного розыска одного из райотделов милиции Филипп Игнатьевич Санькин, «приданный» Латышеву для работы по раскрытию убийства гражданки Климовой, ее охранника и сына.
Филиппа Игнатьевича по имени-отчеству звали разве что подследственные, да и то нечасто, ибо он обычно требовал от них обращения, которое считал официальным: «гражданин следователь». Действительно, до недавних пор Санькин трудился именно в этой должности. Но потом начальство ему намекнуло, что лучше бы он освободил ее по-хорошему, перейдя в ОУР или в участковые. Впрочем, «намекнуло» — слишком мягко сказано — просто поставили перед дилеммой: или — или. Санькину хватило ума согласиться на первое предложение.
В своей неудавшейся карьере он винил не свое инженерное образование (мало ли сегодня в милиции трудится бывших инженеров?), а происки недоброжелателей, всяких начальских блатняков. До сих пор Санькин с дрожью вспоминал недавнюю выволочку в инспекции по личному составу, которую он получил после допроса гражданина Нертова.
Некоторое время назад группа захвата задержала этого гражданина при попытке проникнуть в чужую квартиру, где проживала некая Климова. Кроме того, казалось, предостаточно было оснований подозревать, что Нертов причастен к убийствам нескольких детей. Это мог быть звездный час начинающего следователя, и он решил воспользоваться шансом, чтобы «поднять» серийного убийцу. Санькин и сейчас считал, что поступил правильно, стараясь «расколоть» подозреваемого.
«Подумаешь, угрожал посадить или наручниками его к батарее прицепил! — думал экс-следак. — Что же в этом противозаконного? Да и киянкой по голове этому наглецу следовало съездить. Так нет же: набежали “крючки”-проверяющие, поставили на ковер, сволочи: “Ты, мол, циркач долбаный, как смел права граждан нарушать?!” Посмотреть бы, как эти остолопы приехали заступаться за какого-нибудь бомжа — фиг вам! Из кабинета бы никто свою задницу не высунул. А тут сынок директора завода, да хахаль дочки-миллионерши другого генерального. Небось, прикормил пол-ГУВД — вот целый замначальника главка и пожаловал. “Нарушаете законность, — понимаешь ли. — Немедленно в инспекцию по личному составу!”»
Впрочем, в инспекции, хорошенько «вздрючив» Санькина, все-таки из органов не выгнали, но в другую службу перейти заставили. Начальству же было доложено, что следователь с такой фамилией больше в ГУВД не работает, и все успокоилось.
Неизвестно, каким образом в ОУР, куда перевели опального «следака», узнали о причинах пополнения и разговоре в инспекции по личному составу, но за Санькиным прочно закрепилась кличка «Циркач». Правда, так его называли лишь за глаза, а обращались по-простому — Филя. Санькину и здесь хватило ума не спорить. Он знал, что полуспившиеся и офанателые на своей работе недоумки-опера, каковыми экс-инженер считал новых товарищей, легко могли придумать что-нибудь похлеще.
Теперь же Филю прикомандировали к горпрокуратуре для помощи в раскрытии убийства. Это был знак судьбы — погибшая женщина, насколько помнил Санькин, некогда была в интимной связи с его обидчиком Нертовым.