Лити вынырнула из страшного сна, вся дрожа и замирая от перенесенного ужаса. Ей снилось, что она снова тонет в равнодушной к ее страху пучине, а кошмарная тяжесть, навалившаяся на нее, давит и тянет в глубину.
Наяву в окно из-за деревьев просвечивала ущербная луна.
С большим трудом уняв бешеное сердцебиение, Лити сосредоточилась и попыталась сконцентрировать свою Силу, чтобы создать защитный кокон, в который не смогла бы проникнуть извне никакая отрицательная энергия. Это удалось ей на удивление легко, и Лити обрадовалась и одновременно успокоилась. Если ей почти без усилий удалось собрать столько энергии, то, значит, ее способности не пострадали и она действительно скоро сможет прийти в себя по-настоящему. И она найдет способ помириться с Алитом. Завтра. Лити глубоко вздохнула и, окончательно стряхнув с себя липкие обрывки дурного сна, снова погрузилась в небытие, но на этот раз спокойное и не омраченное никакими воспоминаниями.
Ее разбудили яркие солнечные лучи, с боем прорывающиеся сквозь листву беспризорных деревьев сада. Было утро. Не то чтобы очень позднее, хотя и ранним его уже никак нельзя было назвать. Лити про себя окрестила его средним. В том числе и потому, что чувствовала она себя все же не так бодро, как хотелось бы, а также потому, что, несмотря на неугасшую решимость загладить свою вину перед Алитом, она не была до конца уверена в действенности средств, имевшихся в ее арсенале.
Но попробовать стоило. Поэтому Лити собрала все свое хитроумие и решила быть с беднягой Алитом максимально ласковой. Он, конечно, замечательный друг, но как было бы проще, если бы он был хоть капельку в нее влюблен!
В это время ничего не подозревающий Алит вошел в комнату, предварительно деликатно постучавшись. Он принес поднос с горячим завтраком и выглядел вполне дружелюбно. Лити улыбнулась ему как могла лучезарнее.
— Завтрак! Как это мило с твоей стороны! Ты так обо мне заботишься, проворковала она и сама почувствовала, что слегка перехватила. Алит не ожидал от нее подобной кротости и был несколько удивлен. Впрочем, и он был не лыком шит и догадался, что к нему подлизываются. Поэтому он решил использовать ситуацию и напустил на себя неприступный вид. Лити поняла, что дешево не отделается, и вздохнула. Бог с ними, с этими ухищрениями! Ведь она и в самом деле не хотела его обидеть, и вообще…
— Правда, ты на меня не очень сердишься? — Такая перемена тактики обезоружила Алита, который уже приготовился к тому, чтобы долго дуться.
— Да чего уж там… — сменил он гнев на милость. И тут же ворчливо добавил, искоса поглядывая на ее покаянную рожицу: — Что с тебя взять!
Лити поняла, что прощена, ей сразу стало легко, и она поуютнее уселась в кровати, готовясь приступить к утренней трапезе и отнюдь не смущаясь присутствием Алита и своим непарадным видом. Правда, она отлично знала, что вид был самым невинным, но между тем очень милым.
Как только они объявили перемирие и покинули окопы, разговор сразу принял непринужденный характер.
— Ну как ты сегодня?
— Знаешь, гораздо лучше. Только небольшая слабость, а в остальном почти все отлично. Я стараюсь.
— Молодец, — одобрил Алит. — Я надеюсь, обойдется без последствий.
— Да уж, — поежилась Лити. — А давай, пока я буду все это есть, — она обвела критическим взором выставленные на подносе блюда, которыми обычно кормят безнадежно больных — ужасно невкусные и столь же полезные, — ты расскажи мне все, как было. А то я, сам понимаешь, могу судить только о том, что чувствовала сама.
— Хорошо. Ешь. — И Алит так гордо вручил ей поднос, что Лити поняла: если она только попробует не съесть или, не дай бог, не похвалить принесенное, то все, это будет окончательной и смертельной обидой, ведь он явно приготовил это безобразие собственноручно. Лити мысленно вздохнула и смирилась. Все-таки примирение того стоило.
— Умхм, а это вкусно!.. — Девушка постаралась замаскировать искреннее удивление под не менее искренним восхищением. Алит гордо напыжился. Лити усердно набросилась на еду, мимикой и жестами всячески высказывая свое одобрение съедаемому. И, конечно же, повару.
— Так вот. Дело было так: когда мы дружно искали этого удравшего младенца… Ты помнишь младенца? — отвлекся он.
Лити утвердительно кивнула, продолжая за обе щеки уписывать то, что выглядело вначале так непривлекательно.