— Михаил, отработай материал о гибели Сухарева как можно скорее. И с максимальными подробностями. «Старая газета» оставила для тебя полосу…
ДЕЛО О ЧЕЧЕНСКОМ ЛЮБОВНИКЕ
Рассказывает Марина Агеева
Они зажимали его с двух сторон узкой улицы на Петроградской.
Впереди — черная «восьмерка» с тонированными стеклами, сзади подпирал выскочивший из проулка темно-синий «форд». Из парадных один за другим выскакивали запыхавшиеся опера, на ходу отстегивая табельные «пээмы».
«Шестисотый» несся по улице, словно по взлетной полосе, как будто собирался взмыть в небо. Но этого не случилось. Он просто со всего маху врезал хлипкой «Ладе» в поджарый задок, не медля ни секунды, дал задний ход, протаранив висящий на хвосте «форд», потом вальяжно, как будто и не торопясь, принял вправо, протиснулся в образовавшийся просвет и, взвизгнув покрышками, покатил к перекрестку под салютующие вдогонку выстрелы «пээмов».
Отборный, многоголосый мат на несколько секунд повис в воздухе.
— А ведь ушел, падла! — выдохнул кто-то уже в полной тишине.
Начало дня не предвещало ничего хорошего. Я не очень-то верю в приметы, но так бывало всегда, когда Обнорский надевал этот отвратительный клетчатый пиджак а ля Коровьев.
И сегодняшний день не стал исключением.
— Марина Борисовна, зайдите к Обнорскому, — на ходу бросил Глеб Спозаранник, пробегая мимо моих дверей в свой кабинет. При этом, как мне показалось, Глеб был мало похож на ангела, который несет благую весть.
Вот черт, как всегда не вовремя!
Придется сворачивать базу данных — в мои обязанности, помимо всего прочего, входит захоронение свежих «заказных» жмуриков в электронных архивах. Вечная компьютерная память героям наших дней! Приостановив процесс на перечислении несомненных достоинств и ответственных постов, которые занимал до встречи со своим киллером расстрелянный в темном подъезде бизнесмен, я закрыла файл, но мысленно пообещала безвременно почившему эксгумировать его в ближайшие полчаса. Подавив тяжелый вздох, я направилась в кабинет к шефу.
Обнорский сидел набычившись.
Выставленное на столе содержимое походной аптечки свидетельствовало как минимум о трех поразивших его недугах — мигрени, расстройстве желудочно-кишечного тракта и депрессивном состоянии нервной системы.
Едва удостоив меня тяжелым недобрым взглядом, Обнорский порылся в разложенных на столе бумагах и протянул мне черно-белую фотографию.
— Вот, Марина Борисовна, вклейте в альбом этого субчика. Как-никак заслужил… Объявлен в федеральный розыск.
— Фамилия, имя, кличка, группировка? — стараясь придать голосу как можно большую заинтересованность, спросила я.
— Справку по нему к вечеру подготовит отдел Спозаранника. Будет вам и кличка, и группировка…
Обнорский потянулся к скляночкам с пилюлями. Судя по всему, аудиенция была закончена и следовало приступить к выполнению поручения.
Лики и личины представителей криминального мира хранятся у нас в шикарном магнитном альбоме — последнем достижении корейской полиграфии. Уголовники конца двадцатого века, в отличие от своих предшественников, совершенно не вписывались в теорию доктора Ламброзо о преступном человеке. Светские и благообразные, они запечатлевали себя в роскошных интерьерах загородных вилл, за рулем престижных иномарок, в объятиях холеных женщин, в компаниях таких же, как они, — благополучных и преуспевающих.
Чтобы разглядеть новый «экспонат» моего альбома, пришлось достать из сумочки очки. Как говорит моя мама, после сорока в жизни женщины появляется много плюсов. Один из них, в виде двух с половиной диоптрий, я смело могу записать себе в актив. Качество фотографии оставляло желать лучшего. Я ближе придвинула к себе настольную лампу. Серо-черные линии на снимке сложились в более или менее четкое изображение.
Глянцевый прямоугольник прогнулся в задрожавших пальцах. О Господи!
Этого человека трудно было с кем-то перепутать… Не может быть… Неужели все-таки он?