– Их ересь опаснее, – вскрикнул старик, – они смеются над миром, публично испражняются у подножий статуй, а Смятая Тростинка на глазах у народа совокупился с кошкой, засунув ее в кувшин! Это называется у них, – отрицать искусственные преграды, «жить по природе». Но что значит «природа?» Природы не существует вне государства! После мятежа Лиминны Харайн превратился в страну болот и озер, а Чахар стал пустыней. Наши каналы и есть наша природа, а каналы не соблюсти без чиновников!
Нан помолчал. Некоторые из прочитанных им доносов обвиняли Нарая в том, что тот, пользуясь служебным положением, арестовал всех соперников своего друга-еретика. Сам Нан, по крайней мере, предпочитал сектантов, совокупляющихся с кошками сектантам, убивающим людей.
– Но покойного судью все считают человеком наместника. Почему же он исполнял ваш приказ?
– Он поссорился с наместником.
– Когда? Почему?
– В прошлом месяце наместник увидел на улице дочь судьи: девушке семнадцать лет, редкой красоты барышня. У наместника четыре жены, – он захотел пятую.
Нан поднял брови. Древних законов в империи никто не изменял, и многоженство запрещено не было, но вывелось частным образом. Просто брачный контракт первой жены обыкновенно включал запрет на другие браки, или же женщина брала с собой в дом подругу. Иметь три-четыре жены было странно, быть пятой женой – просто позорно.
– А как же контакт первой жены? – спросил Нан.
– Она умерла, от огорчений или яда, – кто знает?
Араван помолчал и продолжил.
– Покойный судья попытался найти друге место, взял долг в деньги и заплатил двести тысяч за должность в Иниссе. Продавец скрылся с деньгами, заимодавец потребовал от судьи вернуть деньги, угрожая напустить на него разбойников. Не думаю, что это было случайно, возле всей этой сделки крутился один из самых грязных людей наместника, некто Ишмик. Судье намекнули, что все его беды кончатся, если он отдаст дочку. Тогда судья пришел ко мне и сказал: «Я ничего не хочу, а хочу лишь сделать наместника Харайна пылью в государевых глазах».
– А двести тысяч? Он их вернул? Он не пытался просить у вас этих денег?
Нарай даже оскорбился.
– Господин Нан! Откуда я могу взять двести тысяч? Ни один честный чиновник за жизнь не накопит и половины этой суммы!
– А какие-нибудь практические шаги для обвинения наместника судья предпринял?
– Да. За два часа до смерти он сказал мне, что заполучил ужасные для наместника документы.
– Какие?
– Он не сказал. Вошел какой-то монах, и судья отошел в сторонку. Он не хотел, чтобы нас считали друзьями.
Нан вынул из рукава отделанный слоновой костью самострел.
Араван не изумился при виде оружия, – видимо, новости из судебной управы достигли его еще днем, вероятно, с платой за доставку.
– Судья был убит вот из этого самострела. Вам не случалось видеть его раньше?
– Я не имею права посещать управу наместника и не имею желания посещать дома его клевретов. Но не думаю, что сам наместник решится на такое дело. Скорее всего, кто-то подслушал наш с судьей разговор, и наместник приказал одному из своих людей убрать предателя.
– Преступление, – сказал Нан, – совершил тот же человек, который ночью бросил самострел в колодец. Это мог быть только сам наместник.
Нан помолчал и объяснил:
– Выйдя из комнаты в сад, наместник оставил следы на мокрой земле, а потом, возвращаясь, наследил по всей деревянной террасе.
– На земле отпечатались следы наместника?
– Не только.
– Чьи же еще?
– Ваши.
Араван долго глядел на свои сапоги, крытые синим сукном с вышитым у носка серебряным пламенем.
– Я не покидал ночью отведенного мне покоя, – возразил араван. – Что же касается сапог, то рисунок на каблуках сапог аравана утвержден самим государем Иршахчаном. Такой рисунок подделать легче, чем крест вместо подписи неграмотного крестьянина!
Нан помолчал. Действительно, насчет сапог – это был неплохой довод. Сильный. Очень сильный довод, если бы настоящей уликой были следы, а не показания датчиков…
– Господин араван, каково ваше мнение о мятежнике Кархтаре?
Араван поднял брови.
– Мне странно слышать от вас такой вопрос, господин Нан. Как может чиновник относиться к мятежнику? Воды наших источников замутнены грязью, но разве мы очистим их, добавив в грязь – крови? Однако искоренять надо не ересь, а ее причины. Варвары и мятежники приходят в империю вслед за богачами. Чтобы не было бунтов, не должно быть богатых.
– Каковы в таком случае ваши отношения с Кархтаром, господин араван?
– Никаких.
Тогда Нан раскрыл бывшую при нем корзинку для документов, вынул оттуда два бледно-зеленых листа, скрепленных подписью покойного судьи, и протянул их Нараю:
– Это показания одного из арестантов о том, что он неоднократно сопровождал бунтовщика к вашему дому.
Араван некоторое время молчал. Потом произнес:
– Этих показаний не может быть.
Точнее, господин араван сказал не совсем «не может быть». Он употребил прошедшее сослагательное, – книжное время, используемое для описания событий, которые произошли, но не имели права происходить.