Дело о пропавшем векселе, выписанном на предъявителя

Шилов. (смущённо) Да… Можно и так! Очень уж его присутствие в навигацию ослабляет мой авторитет у команды… Племянник его, рулевой — совсем меня как командира не воспринимает… И не нарываясь на скандал в Пароходстве поставить его на место я могу…

Корчагин. (насмешливо) Отчего не порадеть! Опосля моего доклада из канцелярии Губернатора лично по этому фрукту распорядятся…

Шилов. (смущённо) А вы на меня, вахмистр, обиды не таите! Не мог я по другому с вами тогда…

Корчагин. Ну что вы, Василий Васильевич! Я всё понимаю… И в ответ прошу вас всех, господа, о моём позорном заточении вместе с унтером Страховым уж вы, пожалуйста, нигде не упоминайте!

Шилов, Лепехин, Лепехина, Русов и Савельев. (почти хором, не сговариваясь) Обещаем, вахмистр!

Шилов. Ну-с, господа, мне пора на мостик… Сейчас к протоке «Быстрая» подойдём… К городской пристани М. по традиции подводит судно сам командир! (закрывая дверь в салон) Хочу заверить вас, что стар. меха Маликова я обо всём самым тщательнейшим образом проинструктирую!

Все присутствующие негромко, заговорщицки, довольные собой — засмеялись. Первым встал, поклонился и вышел командир «Сибири» Шилов, за ним, неловко улыбаясь, горный инженер из династии золотопромышленников Савельев.

Русов. (обняв за плечи подошедшую к нему сестру, Лепехину) Ты идёшь, Алексей!?

Лепехин. А!? Сейчас… Вы идите…Мне собираться недолго…

Лепехина. (властно) Алекс! Недолго!

Князь Русов вместе с сестрой княгиней Лепехиной выходят из салона. Государственный преступник Лепехин поворачивается и внимательно смотрит на сопровождающего его к месту ссылки вахмистра транспортной жандармерии Корчагина.

Корчагин. (смущённо) Я, Ваше Сиятельство, сейчас… Одну минуты — и до каюты! Собраться нужно, во первых… А во вторых моего напарника вразумить согласно утверждённой нами сейчас директивы… (помявшись под пристальным взглядом Лепехина) С братом я вашим, Дмитрием Алексеевичем, стало быть… В сорок четвёртом Нижегородском Его Величества драгунском полку… Вместе служить довелось. До выхода моего в отставку… Я ведь этого дурака за Цесаревича саданул не просто так — при мне, за год до отставки его нашим шефом назначили… Это-ж, можно сказать — святое… Как знамя!

Лепехин. Понимаю…

Корчагин. Дмитрий Алексеевич моим эскадроном командовал… Он мне как отец… (судорожно, от перехватывающего дыхание напряжения) Да я за него… (собравшись, ровно) Ваш брат меня от трибунала спас! Я грешен — думал, что вы по судимости вашей… Недостойны брата — а потому мне неприятны… Однако-ж после пережитого я вас, Алексей Алексеевич… Я вас, Ваше Сиятельство…

Лепехин. (обняв Корчагина и прижав к себе) Я всё понимаю, Сергей Иннокентьевич! Я всё понимаю…

Корчагин. (отстраняясь и высвобождаясь из объятий Лепехина) Встретимся на сходнях, Алексей Алексеевич! (щёлкнул каблуками) Честь имею! (повернулся и чеканной походкой вышел из салона)

Лепехин повернулся и облокотился на поручни носового балкона. Стал слышен рокот паровой машины и частые шлепки приводных колёс по воде.

Макаревич. (издалека) Барсуков! Ядрить твою… Вперёд смотри… Не зевай! На Быстрянской стремнине всегда кряжи тащит…

Кода.

На низком носу парохода с коротким обрубленным бушпритом, на который лапой накинут малый «адмиралтейский» якорь, широко расставив для устойчивости ноги пристально смотрит вдаль матрос-намётчик Барсуков. Спереди его окатывают брызгами пенные буруны. Сзади слышится монотонный размашистый гул паровой машины и глухие шлёпанья приводных колёс.

Маликов. (издалека) Намёт!