Дело о пустой консервной банке

– Да нет. Устал платить им бешеные деньги. Ведь результат – такой мизерный. Конечно, когда человеку вдруг становится плохо, врач поможет. А уж если заработал за долгую жизнь что-то хроническое, доктора не помогут. И они это знают. Они сюсюкают с таким больным, как с маленьким ребенком, чтобы как-то подбодрить. Но – к черту все это! Хватит с меня! Со мной никогда не сюсюкали, а сейчас и подавно мне этого не надо. У последнего доктора, к которому я обращался, я спросил прямо, без обиняков, будет ли улучшение от его лечения. Так он взбесился и сказал, что я никогда не поправлюсь и что со временем возможно и ухудшение. Я прошел полное обследование и последние месяцы чувствую себя значительно лучше, чем когда-либо прежде. Но ноги все время держу в тепле.

Трэгг смотрел на Карра с отстраненным любопытством, будто рассматривал некий диковинный экспонат в стеклянной банке. Потом перевел задумчивый взгляд на Мейсона и вдруг неожиданно проговорил:

– Что ж, прошу прощения, что потревожил вас, мистер Карр. Мне необходимо было завершить допрос. Простая формальность! Возможно, вас больше не придется беспокоить. Сочувствую вашим страданиям и надеюсь, что не очень их усугубил.

– Ничего, – милостиво кивнул Карр. – Приятно поговорить с умным человеком. Я боялся, что сюда ворвется какой-нибудь грубый, неотесанный и угрюмый полицейский, будет задавать уйму глупых вопросов. Для вас – пожалуйста, я всегда дома. Приходите в любое время.

– Благодарю вас, – сказал Трэгг. – Об этом я позабочусь в случае надобности сам, так что вам не придется знакомиться с новыми людьми из полиции.

– Очень любезно с вашей стороны, лейтенант, – поблагодарил Карр. – Но для установления истины я всегда готов…

– Так, – вдруг сказал Трэгг с деланым безразличием, почти уже выходя, – а как насчет… Роднея Уэнстона? Он…

– Просто слепец, – прервал его Карр. – Это мой пасынок. Прожигает жизнь где угодно – на пляже, в ресторане… Телефон у меня на его имя, на двери табличка – тоже с его фамилией. По сути, он снимает эту квартиру. Я сделал это намеренно, чтобы самому оставаться в тени. Когда разносчики мелкого товара заходят сюда и спрашивают мистера Уэнстона, мы можем сказать им чистую правду, что его нет и когда будет – не знаем. Я говорил уже, что не хочу, чтобы меня беспокоили. Уэнстон у меня вроде прикрытия.

Казалось, Трэгга вполне удовлетворило это объяснение. Он участливо кивнул:

– Я вас хорошо понимаю. Что, у вас есть какая-то особая причина избегать людей, мистер Карр?

– Конечно, есть, – поспешил ответить Карр. – Я – нервный, раздражительный. Врачи рекомендуют мне не растрачивать нервную энергию. Но мне это не удается, когда я встречаюсь с людьми, особенно незнакомыми. Чужие задают чертовски много вопросов. Сочувствуют, конечно, но очень много говорят. Приходят и подолгу задерживаются. Не люблю малознакомых людей.

– Да, и поэтому, полагаю, – добродушно рассмеялся Трэгг, – чем меньше я задаю вопросов и чем короче мое пребывание здесь, тем более благоприятным будет мнение обо мне.

– Чушь, – взорвался Карр. – Я не имел в виду вас, лейтенант. Вы вообще ни при чем. Вы здесь по делу.

– В любом случае мне надо идти, – сказал Трэгг. – Наверное, мне не придется вас больше беспокоить, мистер Карр.

Мейсон проводил Трэгга взглядом до выхода, заметно помрачнел и закурил сигарету. В окутавшем его дыму он оставался удрученным и озабоченным, пока звук захлопнувшейся внизу двери вроде не смягчил возникшее напряжение.

– Зачем надо было говорить ему, Мейсон, – тут же упрекнул его Карр, – о двух выстрелах и о времени?

– Это послужило бы хорошей маскировкой, – ответил Мейсон. – Если бы сработало, конечно.

– А что, разве не сработало?

– Не знаю.

– Почему вы считаете это хорошей маскировкой?

– Да потому, что, когда полицейский прорабатывает версии какого-то дела, он разговаривает со многими свидетелями. Из их показаний складывается достаточно четкое представление о том, что произошло и когда. Естественно, полицейскому приятно и внимание газет, поэтому он хорошо ладит с журналистами, иначе никогда не останется на работе в полиции. Газеты следят за этим; поэтому, когда вы просите человека, подобного лейтенанту Трэггу, не сообщать вашего имени для газет, для него это пустой звук, но если вы даете показания, которые расходятся с фактами в том деле, которым он в данный момент занимается, тогда-то уж он сам будет заботиться, чтобы ваше имя не попало в прессу.

– Почему же?

– Потому что, если газеты утверждают, что вы припоминаете ход событий не так, как свидетельствуют другие, или ваши показания резко расходятся с их, это значит, что лицо, действительно совершившее убийство и разыскиваемое полицией, получает поддержку. А это, в свою очередь, значит, что когда преступника арестовывают, то его адвокат уже знает, куда ему отправиться, чтобы найти свидетеля, который будет противоречить свидетелям обвинения.

Лицо Карра расплылось в улыбке.

– Умно! – удивился он. – Ничего не скажешь. Вот почему мне нужны были только вы, Мейсон. Хорошо соображаете… И быстро!