Дело о сбежавшем трупе. Желанный развод. Дело о заботливом опекуне

— Вообще-то она обожает свой сад. Это ее единственное развлечение. Но подождите, пока не услышите, что эта особа делала!

— Да-да, слушаю внимательно.

— Я была совершенно разбита, — продолжала миссис Энзел. — Я уже не молода и не так сильна и вынослива, как когда-то, чтобы совершать утомительные поездки в ночное время. Мне не терпелось добраться до постели, но все же я решила сначала принять горячий душ. Соответственно, поднялась к себе наверх. Надо объяснить, моя комната находится на третьем этаже и выходит окнами во двор позади дома. Ну и как вы думаете, что я увидела? Чем занималась Мирна?

— Что она делала? — нетерпеливо спросил Мейсон.

— Совершенно спокойно копала яму, очень глубокую. Она вовсе не занималась цветами. У нее в руках была лопата, она копала.

— Дальше?

— Как раз в тот момент, когда я за ней наблюдала, она принесла какие-то пакетики в бумажной упаковке, бросила их в яму, после чего стала ее засыпать землей. Забросав полностью, Мирна аккуратно положила сверху снятый слой дерна. Все это у нее получилось ровно и незаметно.

— Затем?

— Все это время я стояла у окна и наблюдала за ней. Я не из тех людей, которые любят совать нос в чужие дела, но не лишена естественного любопытства, присущего всем нормальным людям.

— Что же вы сделали?

— Спустилась вниз и поймала эту лицемерку до того, как она успела избавиться от лопаты.

— Дальше?

— Я спросила ее, чем она занималась. И что услышала! Когда она, мол, нервничает, то всегда выходит в сад и занимается цветами, сейчас она окапывала некоторые растения, рыхлила землю, прибитую поливкой, теперь совершенно расслабилась, может вернуться в дом, лечь спасть и проспать двадцать часов, не просыпаясь.

— Что вы сказали?

— Попросила показать, где она копала, но она ответила, мол, это не важно, кроме того, мне давно пора спать.

— Дальше?

— Я настаивала, хотела видеть, где она копала. Как будто мне интересно знать, как она это делает.

— И что же?

— Она мне всегда казалась скромной и застенчивой женщиной, совершенно безвольной, которая привыкла безропотно подчиняться всем и каждому, но видели бы вы ее в тот момент! Она была упорна как каменная стена. На меня не смотрела, не соглашаясь с просьбами. Упрямо повторяла своим тихим голосом, что это сущие пустяки, я расстроена и нервничаю, утомлена нашим ночным путешествием, мне следует немедленно лечь в постель.

— И потом?

— Я спросила ее напрямик, почему она врет. Спросила, для чего она выкопала эту яму. А она, нагло глядя мне в глаза, все отрицала.

— Что вы сделали?

— Я выхватила у нее из рук лопату и пошла прямиком на лужайку к тому месту, где она только что копала.

— Далее?

— Только тогда она пожелала признаться, но я не заметила, чтобы ей было стыдно, она даже не повысила голоса, когда сказала: «Тетя Сара, не делайте этого». А когда я поинтересовалась почему, она пояснила: «Я очень аккуратно положила дерн на прежнее место, никто не заметит яму. Если вы разворошите мою работу, сразу станет ясно, что здесь что-то зарыто.

— Затем?

— Затем я спросила ее о пакетиках. И как вы думаете, что она мне ответила?

— Что?

— Маленькие пакетики с мышьяком и цианистым калием. Как вам это нравится?

— Продолжайте!

— У этой нахалки хватило наглости убеждать меня об экспериментах с различными опрыскиваниями против вредителей и сорняков, у нее имелись кое-какие «активные ингредиенты», как она их назвала, которые являются весьма ядовитыми. Мышьяк она покупала, а цианистый калий достала в лаборатории мужа: он применяется при горнодобывающих операциях, уж не скажу для чего. Цель ее экспериментов: найти наиболее эффективные средства борьбы с паразитами на различных цветках, но теперь она боится, что ее коллекция ядов может быть неверно истолкована, в особенности если кто-то начнет осматривать дом, помня об отравлении Гортензии Пакстон. Вот почему она посчитала необходимым избавиться от этих веществ.

— Ну и как же вы поступили?

— Знаете, мне кажется, я должна проконсультироваться у психиатра — я ей поверила. Она не повышала голос и была такой милой и скромной, такой спокойной, что убедила меня. Я даже испытывала к ней жалость, сочувствовала и совершенно искренне удивилась: откуда у нее взялись силы, чтобы столкнуться с такими переживаниями и не впасть в истерику. Я обняла ее за плечи, мы вернулись домой. Я поднялась к себе, легла в постель и уже засыпала, когда раздались громкие удары в дверь, домоправительница поднялась сообщить: явился офицер, который желает нас немедленно видеть по делу величайшей важности.

— Что именно было «делом величайшей важности»?

— Похоже, в лаборатории коронера нашли мышьяк в организме Гортензии, окружной прокурор пожелал расспросить Мирну.

— Дальше?

— Они увезли Мирну в офис окружного прокурора.

— А вы?

— Со мной-то все нормально. Спросили, как давно я здесь живу, потом задали еще несколько вопросов, на этом для меня все кончилось. А Мирну увезли.

— Как она это восприняла?